Эта трагикомическая история началась с ночного побега из своего особняка в Лиде по улице 17-го Кветня, дом 3 мануфактурного торговца Ковенского. 28 декабря 1939 года вместе с ним сбежали, бросив всё имущество, его жена, а также сын с супругой и их ребёнок. Второй сын и его беременная жена убегать не захотели, о чём они очень жалели в следующем году, после выселения их из Лиды в Казахстан.
В чём же был виновен старик Ковенский перед советской властью, которая и так уже отняла у его, не заплатив ни копейки, склады с мануфактурой (тканью) и торговые помещения. А ни в чём не было вины. Просто, пожилой человек понял, что вслед за изъятием собственности будет отнято что-то более дорогое – жизни его самого и членов его семьи.
В указанном особняке торговца ещё в ноябре 1939 года были подселены также два «ответственных» советских чиновника Масленников Илларион Иванович и Гершафт Шлёма Моисеевич. В ночь побега Ковенского они спали крепко и ничего не слышали. Только ранним утром Шлёма Моисеевич обратил внимание на глухую тишину в особняке. Не плакал как всегда по утрам ребёнок, не стучала кастрюлями и сковородками домработница, не слышны были никакие голоса.
Гершафт обратился в ближайшую комнату, где проживал Масленников. Вдвоём, взяв с собой револьвер, они стали обходить весь дом. Убедившись в том, что остался только второй сын Ковенского с женой, решили идти на работу и заявить об этом в исполкоме. К тому времени пришла домработница, которую Гершафт предупредил не давать никому ключи от дома до их прихода. В полдень эти советские чиновники встретились в здании исполкома, где они заявили о побеге Ковенского и его семьи. Им предложили пойти в дом вместе с агентом финансового отдела для составления описи имущества, оставленного торговцем.
Как происходило всё это можно узнать из текста заявления Гершафта и Масленникова в местные органы власти. «Придя в дом, мы увидели пограничника в звании старшего лейтенанта, который требовал от домработницы ключи от комнат и входной двери. Не сказав, кто он такой, военный приказал нам передать ему ключи. На это я ответил, что без ордера на заселение никому ничего не отдам. Тогда пограничник в приказном тоне заявил, что он должен провести обыск во всех комнатах и начнёт его с тех комнат, которые заселены нами. Я потребовал от него предоставить письменное решение прокуратуры об обыске. После этого старший лейтенант уехал на автомобиле и вернулся с женой полковника, которая попросила меня открывать ей двери комнат для их осмотра.
В это время появился злой начальник 85 пограничного отряда НКВД Белорусского округа полковник Ракутин. Старший лейтенант доложил ему, что все ключи находятся у меня. Он спросил кто я такой. Я сказал, что работаю в исполкоме в Лиде. Тогда он с ещё большей злостью закричал, чтобы я предъявил документы. Я показал ему советский паспорт. Полковник заявил, что нас нужно допросить и приказал подчинённому задержать всех.
Ключи от особняка у меня были отняты силой. Ракутин запретил финансовому агенту описывать имущество в доме. Полковник заявил, что имущество и дом являются предметами контрабандной деятельности. Затем меня, Масленникова и финансового агента вывели во двор, где стояли конвоиры. Им было поручено отвести нас в здание погранотряда. Прибывший начальник милиции опечатал входную дверь и нас повели в штаб. Там мы находились более пяти часов и меня пытались обвинить в пособничестве при побеге за границу семьи Ковенского.
Я считаю, что меня подозревали преднамеренно для того, что бы полковник Ракитин смог беспрепятственно занять особняк. Ключи были у него, и ему удалось это сделать. Считаю, что действия полковника против меня являются незаконными, и они оскорбляют меня не только как коммуниста, но и как гражданина СССР».
А вот как Масленников дополняет заявленное Гершафтом. «Когда мы прибыли в штаб погранотряда нас привели в помещение с небольшими узкими окнами, где находилось до 40-50 задержанных и у двери стояли часовые. В таком положении в ожидании вызова на допрос я простоял более 5 часов. Там меня считали как задержанного, находящегося под следствием. Конвоир выдавал мне порцию хлеба во время обеденной кормёжки.
Вернувшись из погранотряда, я заметил на дверях остатки сургуча от сломанных печатей, которыми опечатывали вход в особняк. В одной половине дома разместился полковник Ракутин с семьёй, а в другой начальник штаба погранотряда. Увидев меня, полковник весело расхохотался, демонстрируя тем самым свою наглость и вседозволенность.
Вечером я узнал от работника исполкома, что было анонимное письмо, предупреждающее о побеге Ковенского за несколько дней до свершившегося. Письмо передали в органы НКВД. Поэтому Ракутин знал о намерении побега членов семьи торговца. Считаю действия Ракутина неправильными и грубыми, нарушающими все нормы человеческого обращения, а также подтверждаю то, что при занятии помещений им была использована вооружённая сила в лице конвоиров». (Конец цитаты)
Можно сказать, что полковник уже праздновал победу. Но дальнейшие события сильно разочаровали его, и вскоре он понял, что нужно отступить. Вначале он пытался получить поддержку от начальника пограничных войск НКВД Белорусского округа. Но данный начальник «свил своё гнездо» в Минске и не пожелал иметь какие-либо склоки с местными властями в Лиде. В разговоре по телефону он прямо высказал это Ракутину. Тем более, что минскому начальнику уже доложили о принятом решении бюро Лидского партийного комитета Компартии (большевиков) Белоруссии о немедленном освобождении двух квартир по улице 17-го Кветня, дом 3.
Выписки из протокола № 3 от 29.12.1939 года закрытого внеочередного заседания бюро Лидского комитета Компартии (большевиков) Белоруссии. Рассматривали вопрос о нарушении законности и превышении власти со стороны начальника погранотряда Ракутина. Выступили на заседании:
Товарищ Волков, военком. «Коммунисты оказались арестованными, так как старший лейтенант выполнил приказание Ракутина. Погранотряд много берёт на себя и никому не подчиняется. Полковник совсем распоясался до невозможности, и не признаёт постановления органов власти и управления. Захват дома Ковенского проведен сотрудниками погранотряда с корыстной целью, они хотели завладеть находящимся в доме имуществом. За эти незаконные действия должен отвечать не один Ракутин, но и политкомиссар отряда».
Товарищ Коновалов, комиссар отряда. «Я совершенно не знал, что коммунисты Гершафт и Масленников были арестованы. Привод их на допрос в отряд не является арестом. Операция по дому Ковенского проведена не с корыстной целью. Ранее полковнику Ракутину была выделена квартира, но она ему не понравилась. И он ни с кем, не советуясь и не считаясь, захотел её поменять».
Товарищ Легаев, начальник городского отдела НКВД. «Если бы члены партии не заявили о том, что квартиры заняты самовольно и незаконно, то никто бы не знал об этом. Ракутин сорвал с опечатанной входной двери наши печати. Арест коммунистов без ведома руководителя партийной организации это грубое нарушение законности. Об этом нужно поставить в известность Центральный Комитет КП(б) Белоруссии для принятия к полковнику мер взыскания».
Постановили: Считать действия Ракутина антипартийными, так как он допускал превышение власти, нарушение законности, а также самовольно занял под квартиры жилой дом бывшего торговца Ковенского. Исходя из этого, обратиться в ЦК Компартии (большевиков) Белоруссии с просьбой о привлечении Ракутина к ответственности.
С нахальным большевистским полковником мы уже разобрались. Теперь нужно сказать о «прошлых» людях, которых так называли большевики. Кто же они? Это бывшие владельцы собственности, отнятой у них советским государством безвозмездно, а также те, кто преданно служил польскому государству и народу. Они были такие же люди как Ковенский, который сбежал, опасаясь дальнейших репрессий. В справке сообщается о количестве людей из прошлого, зарегистрированных по Лиде на 1939 год.
Историческая справка. Город Лида в составе Республики Польша в 1930-е годы являлся наиболее промышленно развитым населённым пунктом Новогрудского воеводства, в котором проживало 43.000 населения, и было сосредоточено более 50 промышленных и кооперативных предприятий. В обеспечении торговой отрасли было задействовано 1.249 владельцев торговых заведений. Частные ремесленные мастерские и артели оказывали всевозможные бытовые услуги населению. Много было различных буфетов, ресторанов, столовых, рюмочных, закусочных. Были созданы предприятия по переработке сельхозпродукции изо льна и шерсти, фруктов и ягод, мяса и молока, всевозможных круп из зерновых культур.
После установления в 1939 году в Западной Белоруссии советской власти, её органами взяты на учёт по городу Лида 3.340 нетрудовых элементов из бывших собственников. В том числе:
владельцев фабрик и заводов – 70 человек, инженерно-технических специалистов – 159, офицеров бывшей польской армии – 135, унтер-офицеров – 198, чиновников связи – 321, чиновников полиции и членов их семей – 1.198 человек. (Конец справки)
Кто же тогда в Лиде заложил в 1920-30-е годы базу для создания стабильной экономики? Оказывается, по понятиям большевиков, всё это сделали нетрудовые элементы, то есть владельцы заводов, фабрик. Кто был поставщиком сельхозпродукции – то есть нетрудовые владельцы хозяйств и поместий. Это купцы, создававшие рынки сбыта товаров, а также инженеры своим трудом обеспечивающие рост и качество развития индустрии. Это офицеры армии и служащие полиции – защитники государства и населения. Все они были названы нетрудящимися, взяты на учёт, и подлежали репрессированию.
«Трудились» только большевистские чиновники, и то они делали свои дела на низком уровне. Менее чем через полгода в Лиде не стало в продаже предметов самого простого обихода и продуктов повседневного питания. Государственная социалистическая промышленность и торговля работали лишь бы как, частный сектор в экономике и финансовой деятельности был ликвидирован. Всё это сказалось уже в 1940 году на резком понижении жизненного уровня населения.
Основание: Государственный архив общественных объединений Гродненской области. Фонд 3, опись 61, дело 3, листы 1-21. Фонд 9, опись 33, дело 1, листы 9-13. Фонд 9, опись 33, дело 9, листы 79-82.
Подробнее...