Название Телеханы, по легенде, происходит от слов: «Тело хана». Якобы еще в период нашествия татар, разбитых в этих лесах и болотах, погиб и хан, похороненный под Лысой горой – могильным курганом, насыпанным татарами. Быть может, так бы и поглотили глухую деревеньку леса и болота, если бы не энергичный польский гетман Михаил Казимеж Огинский, затеявший по тем временам грандиозное дело: соединить Балтийское и Черное моря. В 1767 году начали строить, и через 15 лет уже поплыли корабли по каналу, прорытому между речками Шарой и Ясельдой. 53-километровый водный путь начинался с севера, в районе нынешнего города Барановичи, и заканчивался на юге, в районе Пинска. Теперь можно было сплавлять основное богатство – лес и на север, и на юг Европы. Одновременно построили и тракт, связавший Телеханы со Слонимом, Пинском, Волынью.
Телеханы стали местом притяжения предприимчивых людей. Сюда потянулись купцы и промышленники, рабочий люд – белорусы, поляки, литовцы, украинцы. И, конечно, польские и литовские евреи – из своих перенаселенных местечек, где для молодежи не было ни работы, ни пристанища, – в поисках лучшей доли.
Еще при гетмане здесь построили стекольный завод, ткацкую фабрику, а затем и фаянсовую. По каналу шли суда, привозили и увозили товары, росло число торговцев и ремесленников, в том числе и еврейских. В 1819 году стекольный завод перешел к специалистам из Слонима – братьям Черняковым, и приобрел известность.
С отменой крепостного права еврейские ростовщики и торговцы расширили сферы своих операций и на крестьян окрестных деревень. Все больше специалистов выдвигалось из еврейской среды. Сорок лет руководил службой технического состояния канала Иошуа Айзенштадт. Первая в районе электростанция была построена инженерами-евреями. К началу XX века евреи составляли примерно половину населения Телехан. Действовали три синагоги, хедеры, еврейская школа. Были и раввины, и меламеды. Все, как положено в благоверном местечке.
Конечно, не всем евреям удалось устроить свою жизнь безбедно: немало было и обездоленных многодетных семей, отцы которых перебивались без постоянной работы. С развитием промышленности требовалось все больше рабочей силы. Ее набирали не только из приезжих, но и из разорившихся крестьян окрестных деревень. Условия на предприятиях были тяжелейшие, особенно на стекольном заводе, где в горячих цехах работали по 12 часов. Легочные болезни раньше времени сводили в могилы рабочих, оставляя беззащитных сирот.
К 1905 году рабочие Телехан, как и вся Россия, «созрели» для волнений протеста. Как пишет Богдан Мельник в своей книге, власти попытались разрядить напряженность испытанным способом – направить их гнев на «кровопивцев» – евреев. Местные подонки организовали погром «в защиту христианской веры»: громили лавки, магазины, дома. Несколько евреев были убиты. После кровавых погромов многие евреи из Телехан, как и из других районов бывшей «черты оседлости», эмигрировали в Америку.
Годы Первой мировой войны были тяжелыми для Телехан: в течение двух военных лет канал Огинского служил линией российско-германского фронта. Сгорело большинство деревянных жилых домов, православная церковь, все три синагоги. Сильно повреждено было и кирпичное здание католического собора. Большинство жителей тогда покинуло поселок.
С 1918 года Телеханы оказались в границах независимой Польши. Ожидая всего от своего обескровленного Первой мировой и Гражданской войнами, но могучего соседа, поляки уделяли большое внимание приграничной с Россией области. Еще долго в этом крае было неспокойно: в соседней России продолжалась Гражданская война, с бандитизмом покончили через несколько лет. Подобное, но под другими лозунгами, происходило и в польском Полесье: здесь действовали и партизанские отряды противников нового государства, и банды. Так, в августе 1923 года во время партизанского налета на Телеханы были убиты два помещика и староста.
Польское государство, стремясь укрепить власть, поощряло переселение к востоку, а для этого нужны были рабочие места. Восстановили судоходство по каналу Огинского, тем более необходимое, что пришли в негодность дороги, которых и без того было мало. Восстанавливали завод. Постепенно вернулась часть жителей, приехали из Польши переселенцы, в том числе и немало евреев – из жестоко страдавших от безработицы городков и местечек Польши.
В школе было два первых класса: один смешанный – белорусы, русские, евреи, поляки; в другом – польском, евреев не было. Основную массу еврейской общины составляла беднота, жившая «неизвестно из чего». Ряды убогих домиков, между которыми – лужи нечистот.
В шабат в зажиточном еврейском квартале – группы гуляющих девушек в белых платьях, как правило, с длинными волосами и заплетенными косами. Громкие разговоры, смех. Юноши в черных шляпах, у многих пейсы. Тоже шум, смех, попытки обратить внимание на себя девчат. Женщины – с бижутерией на шее и руках, с подкрашенными губами. В воздухе – запах парфюмерии. После шабатной молитвы и праздничного завтрака чинно, в черных костюмах и белых рубашках, шествуют мужчины.
В период независимой Польши в Телеханах, как и в других городках и местечках, активно действовали различные еврейские партии, движения и течения, прежде всего – сионистского и социалистического направлений: БУНД, «Поалей Цион», молодежные организации. Все они соперничали друг с другом за «влияние в массах». После пожаров Первой мировой были отстроены заново и синагоги различных направлений, при них – хедеры.
Польские власти бдительно отслеживали и преследовали еврейских политических и религиозных активистов; многих арестовывали. Но худшее для еврейского местечка Телеханы было впереди.
1 сентября 1939 года немецкие войска мощным ударом в считанные часы сломили сопротивление Войска Польского, и в течение нескольких дней судьба независимой Польши была решена. А 17 сентября в восточные области бывшей Польши вступили части Красной Армии, и «Крессы» – Западная Белоруссия – были присоединены к Белорусской ССР. Большинство Телехан в те дни тепло встретили советские войска после полумесяца томительных ожиданий «между молотом и наковальней», в условиях безвластия, потока беженцев, слухов о бесчинствах фашистов. Они видели в Красной Армии спасительницу. Были и такие, кто с опаской относился к советской власти и России, помня и времена царизма, и взаимную советско-польскую враждебную пропаганду, и советские «чистки» 1937–1939 годов.
Советские власти стали ограничивать частников, а затем и сгонять их в артели. Но работа и частников, и артелей зависела полностью от снабжения сырьём и товарами, а их не было, да и связи были нарушены. В магазинах быстро закончились запасы, полки опустели; очереди были за хлебом; не было керосина, мыла, спичек. В Телеханах осталось всего два магазина.
Начались аресты. Вначале – бывших польских чиновников, офицеров Войска Польского в отставке, зажиточных людей, в том числе и евреев, белорусов и русских. В массовом порядке их, а также беженцев из западных районов Польши отправляли в глубинные районы России с суровым климатом, в лагеря и на поселения. Отказавшихся принять советское гражданство репрессировали «по статье».
Школы, закрытые еще в период безвластия, вновь открылись в ноябре. Во всех школах ввели, как обязательные, русский и белорусский языки. Остро не хватало учителей. Для младших классов их срочно готовили из местных, окончивших приходские школы; для средней – привлекали из имеющих среднее образование и знающих русский язык. Несмотря на лозунги, национальный антагонизм не изживался.
Тем временем в приграничной зоне все более чувствовалась предгрозовая обстановка. Новые части с техникой прибывали и базировались в полесских дебрях. Местные жители не могли не замечать этого. Только вот планы и сроки были неясны. Но что оставалось в этой ситуации местечковому еврею? Как и в 1914-м, и в 1939-м только повторять: «Вус ыз башэрт, а дус вэт зан» – «Чему быть, того не миновать».
А по радио исполнялись бравурные марши:
Если завтра война, Если завтра в поход – Я сегодня к походу готов…
Песни были написаны. Не готова была страна, ее армия и тем более – ее мирные граждане.
Внезапный удар немцев 22 июня 1941 года застал врасплох Красную Армию. Сопротивление было лишь очаговым и неорганизованным, отступление – разрозненным, бегство населения из прифронтовой полосы – паническим. Противоречивые сообщения и слухи сбили с толку жителей. В первые же дни из Телехан поспешно уехали по узкоколейке и всеми возможными видами транспорта партийные и советские работники и сотрудники НКВД, местные и направленные сюда властями. Уходили остатки разбитых воинских частей, убегали скрывшиеся в лесах «окруженцы». Из местных евреев очень немногие, в основном молодежь, успели уйти на восток.
В наступившем безвластии до прихода немцев несколько дней местные мародеры грабили все, что только оставалось в магазинах, учреждениях, а затем, осмелев от безнаказанности, как это бывало всегда в истории, дорвались и до евреев. Как пишет Богдан Мельник: «С топорами и ножами в руках они врывались в еврейские дома, потрошили шкафы и сундуки. Мужики и бабы тащили тюки с костюмами, мехами, коврами. Хватали хозяйственную утварь, даже мебель. Кто сопротивлялся – безжалостно избивали. Появились бежавшие из тюрем уголовники, знавшие зажиточных евреев. Они издевались над ними, вымогая золото и валюту. Грабеж продолжался два дня, и сельская мразь стала врываться в дома христиан».
Неожиданно в местечко вошли немцы; по приказу офицера солдаты разбежались по улицам. Грабители, бросая похищенные вещи, исчезли. Страх охватил евреев. Неведомо по чьему совету кто-то из них вышел навстречу немцам с хлебом-солью. «Офицер, – пишет Богдан, – небрежно принял поднос и отдал его солдату. Затем он обратился к группе евреев и сказал, что если они будут выполнять немецкие распоряжения, то ни один волос с их голов не упадет».
Первое же распоряжение немецкого коменданта касалось только евреев: они должны были «на правой стороне груди и на левом плече носить желтую шестиконечную звезду. Встречая немца, они должны сойти с тротуара на проезжую часть, снять головной убор и поклониться. За невыполнение – расстрел». В первую очередь, немцы создали «черную полицию», названную так по цвету обмундирования. Призванная якобы поддерживать порядок, эта жестокая банда из местной шпаны и уголовников, стремясь выслужиться перед гестапо, во всем подражала его методам, да к тому же и вымещала свою злобу. Немцы, издеваясь, часто заставляли евреев выполнять совершенно бессмысленные тяжелые работы. «Их могли выдумать только палачи с вывихнутой психикой», – пишет Богдан. Так, например, евреев заставили покрыть слоем крупного песка дорогу к жандармерии. В изготовленные большие ящики, наполненные до краев, впрягали четырех евреев. Чудовищный груз был бы не по силам даже нормальным людям, а тем более – ослабленным, больным. Каждое падение или замедление наказывалось полицейскими избиением трубами и палками. Некоторые падали замертво.
Стремясь унизить людей до состояния бессловесного животного, полицаи по приказу гестаповцев загнали группу евреев в фикальную яму уборной здания бывшего НКВД и заставили руками вычерпывать содержимое. «Чтобы нам большевистским говном не смердило», – приговаривали палачи.
Полтора месяца – срок не такой большой, но фашистские, а с ними и черносотенные садисты успели вволю поиздеваться над беззащитными евреями. А пятого августа 1941 года в Телеханы въехала кавалерийская часть СС. На следующее утро группа конных солдат привела к полковнику пятерых евреев – представителей общины. Последовала команда: «Мютцен ап!» – «Шапки долой!» Полковник вынул из портфеля и зачитал им приказ: до сумерек каждый еврейский дом обязан был сдать сто килограммов овса для лошадей и тысячу долларов. Невыполнение приказа грозило тяжелыми последствиями. На мольбы представителей о том, что приказ совершенно невыполним, что нет и не может быть у них долларов не только в таком количестве, но у некоторых вообще не бывало, последовали оскорбления и ругань: «Раус, раус, юдендрэк!» – «Вон, вон, еврейское дерьмо!»
Вслед за этим дьявольским приказом солдаты СС, прихватив с собой членов руководства общины, обыскивали дом за домом, конфискуя все ценное, но, конечно, требуемых сумм даже близко не могло быть. Очевидно, евреи в отчаянии уже ко всему были готовы и проклинали фашистов. Из дома Хаима доносились порой проклятия, которые, вперемешку с молитвой, произносил глава семьи: «Брэхн золстн дэм коп!» – «Чтоб ты сломал себе голову»! – адресовал он полковнику. – «Геханген золстн вэрн!» – «Быть тебе на виселице»!
На следующее утро эсэсовцы приказали всем евреям покинуть дома. Черную работу за них, в основном, выполняла «черная полиция» из Телехан и соседних деревень. Людей выгоняли с побоями и издевательствами; малейшее сопротивление, попытка побега, попытка спрятать детей оканчивались избиениями до смерти. Выгнав всех жильцов дома, полицаи проверяли, не остался ли кто-нибудь. «Здесь должна быть еще молодая жидовка!» – черносотенец из местных вернулся в дом и вытолкал с побоями плачущую девочку. Всех евреев Телехан и беженцев загнали в бараки.
«Глядя на злодеяния подонков, – пишет в своей книге Богдан, – я почувствовал, что меня охватывает страх. Холодные мурашки ползли от ягодиц к шее…» Мальчик прижался к матери. Когда позднее обреченных повели на уничтожение, родители запретили сыну смотреть на это скорбное шествие: подробности его и казни Богдан узнал из рассказов очевидцев – родственников и соседей.
Немцы выбрали евреев помоложе и поздоровей и заставили их вырыть длинные глубокие траншеи двухметровой ширины. И вот всех вывели из бараков, построили и повели по Костельной. «Шел арендатор озера Ландман с семьей, – пишет Богдан. – Шел пекарь Гительман с сыном Калманом и семьей… Шли старухи и старики, еле переставляя ноги».
Один из охранявших колонну фашистов заметил в толпе местных зевак мальчика, показавшегося ему похожим на еврея. Он втолкнул его в колонну. Местные полешуки стали просить: «Так он же не жидзюга, он наш!» Эсэсовец вывел мальчишку из колонны, спустил ему штаны и, дулом пистолета приподняв ему, проверил, после чего отпустил мальчика.
Но был и другой, более скорбный эпизод. В колонне шла девушка по имени Эстерка, выделявшаяся белым платьем и необычной красотой. В отличие от согбенных смертников – единоверцев, она шла, высоко подняв голову. Невозможно было не обратить на нее внимание. «Как-то раз я, мальчуган, увидев Эстерку на улице в ее белом длинном платье, спросил отца: «Чи то ангел?» О том, как погибла Эстерка, он услышал позднее, когда тетя со слезами на глазах рассказывала об этом матери.
«Евреи, – пишет в своей книге Богдан, – шли в страхе, с опущенными головами. Их избивали без всякого повода. Они реагировали лишь стоном, пряча голову от ударов. От всех отличалась лишь группка, в которой шла Эстерка. Она шла с достоинством, с высоко поднятой головой. Ее стройная осанка вызывала сдержанность даже у сопровождавших выродков: ее никто не осмеливался тронуть. Она как бы плыла над группой покорных согбенных фигур».
Вдруг к этой группе рысью на коне подъехал эсэсовский офицер и резко остановил коня. Евреи и охрана остановились как вкопанные. Лишь Эстерка не изменила своей позы, наоборот – еще выше подняла голову, глядя фашисту в глаза. Немец, не выдержав взгляда, стал крутиться в седле, и у него вырвалось: «Майн готт, унд зи аух!» – «Боже мой, и ее тоже!» Эсэсовец галопом ворвался в группу евреев, они с криком отпрянули, с ними и черносотенцы. Но Эстерка даже не дрогнула. Фашист выхватил пистолет и, целясь в упор в лоб девушки, выстрелил. Голова Эстерки дернулась, кровь залила лицо, и она рухнула в дорожную пыль. Немец хлестнул коня и умчался, как безумный, повторяя: «Майн готт! Майн готт!» – «Боже мой! Боже мой!»
О том, как эсэсовцы производили массовое убийство людей, в тот же вечер весь поселок узнал от мужиков, мобилизованных на работу по засыпке ям после расстрела. Евреев группами пригоняли из бараков к ямам и заставляли их по лестницам спускаться в ямы. Укладывали ровными рядами поперек ямы, лицом к земле. Затем методично из пулемета расстреливали группу. И так по очереди, обстоятельно, пока не наполнялась каждая яма. Детей убивали иначе: их ставили на колени на краю ямы, расстреливали и сталкивали трупики в яму. Так продуманно, по-немецки педантично, в этот августовский день была выполнена плановая операция СС по поголовному истреблению целого еврейского местечка с почти двухвековой историей. С этого дня были уже другие Телеханы. Полковник принимал рапорты от офицеров, каждому пожимал руку, звучало громкое «Хайль Гитлер!» Только в этот день кавалерийская часть СС уничтожила в Телеханах и – силами другого подразделения – в деревне Святая Воля до 800 евреев. Но это был не единственный «день подвигов» «бравых кавалеристов». В Телеханы они прибыли из Хомска и Логишина, где «отличились» с 1 по 3 августа. Из Телехан они ускакали в Ганцевичи, где поголовно истребили евреев 11 августа. Всего только в этом районе от пуль отряда СС погибло не менее двух тысяч евреев.
Подробнее...