Воспоминания Демидова Валентина Алексеевича о пребывании в немецком плену. Написаны в 1950 году, когда он служил начальником отделения уголовного розыска в милиции г. Лида Гродненской области.
Я родился в 1917 году в селе Черёмушное Измелковского района Орловской области. К моменту призыва в Красную Армию работал шофёром в г. Подольске. Здесь же жили моя жена и сестра. В 1936 году я был призван и направлен для прохождения службы в 242 стрелковый полк 81 стрелковой дивизии, которая дислоцировалась в местечке Урючье (в 13 км от Минска). Я был зачислен курсантом в полковую школу младших командиров. Через 9 месяцев обучения мне было присвоено звание помкомвзвода. Дальнейшую службу проходил в полковой школе в должности помощника командира пулемётного взвода. В декабре 1938 года я был уволен в запас вооружённых сил.
В марте 1939 года был опять призван и направлен в стрелково-пулемётную школу в г. Звенигород Московской области. После окончания учёбы, в августе 1940 года мне было присвоено звание «младший лейтенант». Назначили меня на должность командира пулемётного взвода 463 стрелкового полка 118 стрелковой дивизии, которая вновь формировалась в то время в г. Кострома. В этой части я служил в должности командира пулемётного взвода полковой школы.
В ноябре 1940 года приказом командующего Московского военного округа был переведен в 663 отдельный автотранспортный батальон в составе 118 дивизии на должность командира автоучебного взвода. 663 автобатальон дислоцировался также в Костроме. На меня были возложены обязанности по подготовке шоферов для частей 118 стрелковой дивизии. В марте 1941 года я был назначен помощником командира батальона по технической части.
Со дня начала Отечественной войны, то есть с 22 июня по 25 июня 1941 года я, отправив первый эшелон батальона на фронт, занимался укомплектованием машинами и личным составом второго эшелона батальона. 25 июня со вторым эшелоном батальона я выехал на фронт в район городов Остров, Псков Ленинградской области. На 663 автотранспортный батальон, приданный с началом войны 118 стрелковой дивизии, были возложены задачи обеспечения участка фронта, занимаемого дивизией, горючим, боеприпасами, продовольствием. Также мы обеспечивали при необходимости переброску артиллерийских батарей с одной позиции на другую.
При полном укомплектовании наш батальон имел до 230 человек личного состава и до 200 автомобилей. Большинство из них транспортные, а часть специального назначения, то есть походные мастерские, легковые машины и прочее. При выезде на фронт из Костромы личному составу положенное вооружение (винтовки) полностью выдано не было. Не получили мы на батальон ни одного пулемёта. По указанию заместителя командира 118 стрелковой дивизии вооружение мы должны были получить по прибытии на фронт. На предназначенный участок фронта в районе Пскова я прибыл 28 июня 1941 года. К этому времени в первом эшелоне нашего батальона в боях были уже значительные потери, как в материальной части, так и в людях.
Разгружался наш эшелон, не доезжая трёх остановок до станции Псков. Так как частям дивизии требовались немедленно боеприпасы, горючее, то после разгрузки машины были направлены в расположение частей. Штаб нашего батальона находился в 5 километрах от Пскова в лесу. В боях на передовой личный состав батальона участия не принимал. Однако при выполнении своих задач, мы подвергались бомбардировкам авиацией, артиллерийскому обстрелу, нападениям десантных групп противника.
В первых числах июля 1941 года немецкими войсками был захвачен Псков. Остатки частей 118 дивизии отходили самопроизвольно без оказания сопротивления противнику в направлении Гдова. Также отступал и наш батальон. Связь со штабом дивизии была прервана, так как не было известно, где он находится. 9 июля наш батальон остановился на днёвку в лесу примерно на полпути между Псковом и Гдовом. Вечером к нам прибыл заместитель командира 118 дивизии майор Кауц Александр, который по национальности был немцем. Он предложил командованию 663 автобатальона немедленно отходить в указанном им направлении, так как в двух километрах от места нашего расположения выброшен крупный немецкий десант.
Рядом с нами располагался походный хлебозавод дивизии, имевший до 50 автомашин и заводское оборудование. Майор Кауц также дал им приказание двигаться вслед за нами. Путь был указан через болотистую местность. В результате паники, созданной Кауцем, наш батальон и походный хлебозавод переправлялись всю ночь и к утру до 10 машин с горючим из числа нашего батальона остались в болоте. В результате беспорядочного ночного отступления пропали 58 автомашин нашего батальона с личным составом. Хлебозавод, состоявший из машин с громоздким оборудованием, не смог выбраться, и всё это было брошено. Впоследствии выяснилось, что крупного немецкого десанта не было, Кауц сообщал дезинформацию.
12 июля была установлена связь со штабом дивизии и, нам приказали направляться в Гдов. С колонной в 85 машин я прибыл туда через два дня. В связи с быстрым наступлением немцев, 14 июля вечером были получены дополнительные указания, отойти в район железнодорожной станции в 40 км от Гдова по направлению на Нарву. Ночью 16 июля командиром нашего батальона было получено распоряжение от майора Кауца возвратиться в Гдов и расположиться на прежнем месте. Прибыли мы туда утром 16 июля, а к полудню приезжали сотрудники особого отдела НКВД 118 дивизии и разыскивали майора Кауца. Немцы приближались, они заняли аэродром в 3 км от места нашей стоянки. Причём противник пытался взять советские части в полукольцо и прижать к Чудскому озеру.
Как рассказали мне позднее наши офицеры, пребывавшие со мной в немецком плену, 16 июля командир 118 дивизии генерал Гловатский Н.М., уплыл на катере по Чудскому озеру в направлении Эстонии. Его заместитель майор Кауц также скрылся. (Впоследствии оба были осуждены Военным трибуналом.) Остатки частей дивизии, не имея ни артиллерии, ни других технических средств вооружённой борьбы, сосредоточились в центре Гдова. Кто командовал нами в этот период, я не знаю, но без движения мы пробыли пока не начало светать. Тогда вблизи от нас загорелось несколько домов, вероятно подожжённых немцами для ориентира. Одновременно немецкая артиллерия открыла огонь по нашему расположению.
Мы начали выходить из города по шоссе в направлении Нарвы. Продвинувшись 4 километра, на развилке дорог мы попали под сильный артминомётный и пулемётный огонь. Обстрел производился со стороны Гдова, откуда мы недавно вышли. Так как командования не было, люди бежали, кто куда стремился. Вместе со мной был комиссар батальона старший политрук Рощин (его дальнейшая судьба мне неизвестна), с которым мы стали отходить по левую сторону от шоссе через поле с рожью. Это поле тянулось почти до Чудского озера. Мы поползли туда. Я был контужен взрывом и попал в плен к немцам.
В плену оказался и командир нашего автобатальона. Также были пленены командир 463 полка полковник Живых, командир артиллерийского полка подполковник Воронов, начальник 1 отдела штаба дивизии капитан Хорьков, командир взвода связи из батальона связи 118 дивизии младший лейтенант Финогенов Виктор и другие офицеры, которых я не знал по фамилии. Нас поместили за дощатый забор и усиленно охраняли. На возвышениях были установлены пулемёты. Даже в дневное время пленным подниматься в полный рост и ходить не разрешали. Одиннадцать дней нам давали в день воды по крышке от солдатского котелка и небольшой кусок отварной конины – остатки от убитых лошадей. Только тогда, когда мы уже не могли стоять на ногах, не поддерживая друг друга, нас пригнали на станцию для погрузки на платформы и 29 июля привезли в Псков. Затем 1 августа 1941 г. нас доставили в Каунас и поместили в крепость, где содержалось много военнопленных. 3 августа нас перевезли в Восточную Пруссию, а именно в г. Эбенроде (ранее назывался Шталлупёнин) недалеко от литовской границы.
Здесь лагерь занимал громадную территорию в чистом поле и был обнесён колючей проволокой в несколько рядов. Высота забора – 2,5 метра. Между рядами забора, которые один от другого находились на расстоянии 3 метра, были накручены спирали из колючей проволоки. Внутри этой изгороди такими же рядами колючей проволоки вся территория лагеря была разделена на загоны, которые назывались блоками. В одном из таких блоков содержались и мы. В соседнем блоке размещалось большое количество офицеров из подразделений армий прибалтийских республик – эстонцев, латышей и литовцев (их было около тысячи человек). Каких-либо построек для пленных не было, все размещались под открытым небом. Крышками от котелка мы рыли в земле норы и пытались спрятаться в них от дождя, который осенью там лил почти ежедневно.
Согласно установленного в лагере режима нас три раза в день выстраивали для поверки. Существовал порядок построения. Первыми строились эстонцы, далее латыши, литовцы, украинцы. В конце было определено место построения для русских. Все построения и исполнение наказаний для пленных проводились при участии «лагерной полиции», набранной из числа самих пленных. Вначале это с особой прилежностью исполнялось эстонцами, литовцами и украинцами. Затем в ряды такой полиции принимали и русских. К ним, например, поступил служить и майор, бывший в прошлом командиром моего батальона. В октябре 1941 года нами были выкопаны большие землянки без окон с крышами, засыпанными землёй. В них в первую очередь были заселены эстонцы, латыши, литовцы и украинцы. Русских пускали ночевать в землянки для украинцев. Однако там, на нарах размещались украинцы, а русские спали на земле под нарами.
В лагере я познакомился с летчиком старшим лейтенантом Тищенко Сергеем, бывшим командиром эскадрильи бомбардировщиков и младшим лейтенантом Лупащенко Степаном, служившим ранее в войсках НКВД. Мы беседовали об организации побега. Но осуществить его было нереально. При усиленной охране, лагерь по ночам освещался мощными прожекторами. В 1942 году эстонцев, латышей, литовцев и украинцев из лагеря увезли для формирования подразделений и отправки их на фронт для борьбы против Красной Армии.
В конце апреля 1942 года оставшихся пленных построили и объявили, что набирают рабочих для добычи и заготовки торфа. Мы с Тищенко и Лупащенко решили подобрать группу для организации побега с торфоразработок. Об этом мы договорились также с младшим воентехником Журавлёвым Сергеем. Всего в нашей группе выехали на разработки 25 пленных. Я назвался слесарем, и мне поручили ремонтировать узкоколейную дорогу. У меня была возможность переносить и прятать железные вещи для рытья подкопа. Тищенко немцы согласились назначить поваром. Он был высоким и истощённым. Занимая такой пост, он мог быстрее восстановить силы.
Вскоре к месту работы были привезены деревянные щиты, из которых мы построили барак. Немцы обнесли его колючей проволокой до уровня крыши. Эта же проволока на метр была вкопана в землю. Окна были оборудованы наружными ставнями. Двойной перегородкой барак был разделен. В большей половине находились пленные, в меньшей размещались немцы: ефрейтор и 6 солдат. Поверка проводилась охраной два раза в день утром и вечером. Кроме того, очень часто приезжали офицеры и проверяли организацию работ и систему охранных сооружений. Вечером нас запирали в бараке. На дверях и оконных ставнях были наружные замки.
Находясь на торфяных работах, мы располагали большими возможностями для побега, чем в момент содержания в лагере. Беседуя с людьми, мы выявили, что в основном все склонны к побегу. Взвесив все обстоятельства, мы решили, что в момент раздачи ужина нужно напасть на охранявших нас немцев. Уничтожив их, забрать оружие, продовольствие и сбежать. Вначале эта идея была поддержана всей группой. Однако, когда перешли к распределению конкретных обязанностей (какой пленный кого из немцев будет убивать), то начались возражения и споры. Старший лейтенант Дементьев (до войны он служил в гарнизоне Ярославля) стал говорить, что пленным с немцами трудно справиться, они нас перестреляют. Мы понимали, что, не имея общего согласия, осуществить такой план было немыслимо. Решили использовать другой вариант побега.
Так как мы сами строили наш барак, мы знали, что его пол выложен двойными щитами. Используя это обстоятельство, мы решили устроить подкоп под полом. За неделю до нашего побега, нижний щит был задвинут в сторону в промежуток между полом и грунтом. Туда же прятали выкопанную землю. Верхний щит мы ночью снимали и рыли под стеной. Днём пол был закрыт верхним щитом. Подготавливая побег, мы дежурили всю ночь, наблюдая за действиями охраны. Было установлено, что немцы приводили к себе женщин, развлекались с ними, играли на гармони, пели в несколько голосов. Не выспавшись, часть немцев спали до обеда, что позволяло нам незаметно проносить инструменты для перекусывания провода, которые я как слесарь имел для ремонтных целей. Возле уборной, которая располагалась около забора, нам удалось подрезать два нижних пролёта проволоки, временно сцепив их.
26 мая 1942 года мы имели договорённость к побегу. Наш дежурный сообщил, что все немцы собрались в своём помещении. Даже пришёл в барак патрульный, который спрятался от непогоды. После полуночи солдаты стали пить самогон и играть в карты. Я пополз в подкоп первым. За мной проползли ещё шестеро. Большая часть пленных осталась в бараке. Немцы быстро обнаружили побег. Не успели мы отбежать и 200 метров, как раздалось несколько выстрелов и возле барака были включены фонари. Организовать преследование немцы не могли, так как их в бараке находилось всего семеро. Шёл проливной дождь, и ночь была очень тёмная. Учитывая то, что искать нас будут в восточном направлении, мы решили пойти вглубь немецкой территории (Восточной Пруссии). В группе бежавших были Тищенко Сергей, Лупащенко Степан, Журавлёв Сергей, ещё лейтенанты Сергей и Василий и младший лейтенант Егор (их фамилии не знаю).
Мы до рассвета дошли до кустарников на берегу мелкой речки. Днём показываться было невозможно, нас могли быстро поймать. Вечером мы пошли вдоль берега речушки, рассчитав, что она течёт в Литву. На пятый день мы пришли в большой лес. У нас было 13 картошек, которые мы взяли в карманы ещё в бараке. Испекли их в золе костра и поели. А предыдущие дни мы питались луком с огородов и молоком. Обычно бидоны с молоком местные жители на ночь опускали на верёвке в пруд или в колодец для того, чтобы оно не закисло, и жирные сливки загустели в верхней части сосуда.
В большом лесу мы чувствовали себя уверенней и решили узнать, где находимся. Хозяин хутора сказал нам, что это уже территория Литвы. Мы просили у него хлеба, но он отказался нас кормить. Проходя через Литву, 10 июля мы переправились ночью через реку Неман примерно в 10-15 км от местечка Берштаны. Днём мы заходили на лесной хутор, чтобы сориентироваться и наметить путь движения в Белоруссию. Хозяин хутора нам рассказал, что если идти прямо, то можно наткнуться на немецкий гарнизон в Берштанах. Нам он посоветовал идти по течению реки Меречанка, притока Немана. Так можно было достигнуть Белоруссии.
К утру, мы оказались около шоссейной дороги и вынуждены были расположиться в прилегающем к ней кустарнике, так как стало уже светло. По кустарнику прогонял корову подросток, который нас заметил. Бросив корову, он побежал к хутору. А через некоторое время от того дома перебежало через шоссе двое мужчин. Мы решили уйти с этого места в сторону видневшегося леса. Необходимо было срочно узнать, куда двигаться безопасней. Для этого необходимо было зайти в дом на берегу Немана. Однако никто не выявлял желания идти туда.
Пошли я и Лупащенко, остальные ожидали нас в лесочке. Только мы успели зайти в дом, как услышали стрельбу в том месте, где остались наши товарищи. По согласию хозяина дома мы залезли на чердак. Спустя время на чердаке появилась хозяйка и рассказала, что одного из группы немцы убили, а четверых задержали и повели в местечко Берштаны. Хозяйка вывела нас в лес, расположенный на берегу Немана. К вечеру мы дошли до того места, где Меречанка впадает в Неман. Продолжив путь вдоль Немана, мы оказались в Вороновском районе Белоруссии.
Познакомились с жителем деревни Новиянка Переганцевского сельсовета Вороновского района Сандровским Александром. Он помог нам вооружиться десятизарядной винтовкой и наганом. В землянке, недалеко от хутора Сандровского, скрывались от гитлеровцев три человека. Из их числа два брата были евреями, а третий являлся русским – младший лейтенант (танкист) по имени Фёдор. Я и Лупащенко Степан решили с ними объединиться. Через некоторое время встретились с другой вооружённой группой из пяти человек под руководством Дударева Василия Петровича. Они были все вооружены, также имели 2 пулемёта. После объединения с ними и по согласию всех участников командиром укрупнённой группы был избран я.
В ноябре-декабре 1942 года мы соединились с группой, действовавшей в Лидском районе, которой командовал Коннов Александр. Партизанский отряд имел название «Искра». В нём я занимал должность командира взвода, роты, затем начальника штаба отряда. При организации бригады имени С.М. Кирова с августа 1943 года я был назначен заместителем командира бригады по разведке. В этом же году я был награждён Белорусским штабом партизанского движения орденом Красной Звезды. (Конец воспоминаний.)
Дополнительная информация.
После освобождения Белоруссии от гитлеровской оккупации, Демидов стал служить в уголовном розыске Лидского городского отдела милиции, организуя активную борьбу с бандитизмом и криминальной средой. Об этом свидетельствует характеристика (за январь 1945 года) на старшего оперуполномоченного отдела борьбы с бандитизмом Лидского ГО НКВД младшего лейтенанта милиции Демидова В.А.
«Принимал участие в укомплектовании личным составом горотдела НКВД, подобрав милиционеров из числа партизан бригады имени Кирова. Руководил операциями по ликвидации многих немецких подразделений, оставшихся в тылу действующей армии. В результате было разоружено до 3 тысяч немцев и задержано более тысячи власовцев, служивших гитлеровским оккупантам. Он участвовал в боях по ликвидации вооруженных банд, под его руководством задержано в четвёртом квартале 1944 года 300 бандитов.
Демидов проявляет на службе инициативу и смелость. Из числа 4 оперативных групп, выезжающих в Лидский район по обезвреживанию банд, руководимая им группа из 5 человек добилась лучших результатов, так как Демидов смог наладить оперативное информирование о действиях бандитов. По имеющимся у него сведениям и при тесном взаимодействии с войсковой частью НКВД, его опергруппа смогла задержать 40 бандитов. При организации засад лично Демидовым захвачено 2 главаря бандитских групп».
Приведём выписку из характеристики за июнь 1947 года: «Демидов был назначен исполняющим обязанности начальника отделения уголовного розыска отдела милиции города Лида. За короткое время он добился улучшения работы этого отделения. В мае и июне под руководством Демидова В.А. ликвидировано 4 группы грабителей и намечено к задержанию ещё несколько». В 1949 году за достижение положительных результатов в борьбе с преступность Демидов В.А. был награждён орденом Красного Знамени.
В дальнейшем Валентин Алексеевич продолжил трудиться в гражданских ведомствах. По решению Лидского райкома Компартии Белоруссии он был направлен на работу, связанную с производством сельхозпродукции. С 1953 по 1964 год он избирался председателем правления колхоза «Родина». Затем многие годы проработал начальником отдела кадров Лидского лакокрасочного завода.
Текст воспоминаний хранится в личном деле бывшего сотрудника МВД Демидова В.А. в архиве Информцентра УВД Гродненского облисполкома.
Публикация подготовлена Николаем Гребёнкиным.
Подробнее...