Мейштович Павел, сын Оскара и Флорентины, рождённый в 1915 г. в имении Рогозница Волковысского повета (ныне д. Большая Рогозница Мостовского района Гродненской области). Участвовал в сентябрьской оборонительной компании 1939 г. в Польше. Тогда в составе уланского полка подпоручик Мейштович воевал с войсками Вермахта на польской границе с Восточной Пруссией. После окончания военных действий, с октября 1940 г. пребывал в городе Вильно (Вильнюс), переданном в этом же месяце Советским Союзом в состав Литовской Республики. В марте 1940 г. он был направлен как эмиссар Виленского нелегального Центра польских войсковых организаций на территорию Западной Беларуси.
Прибыв в город Лида, Павел Мейштович принял на себя руководство антисоветской подпольной организацией, ранее созданной капитаном Войска Польского Петром Домбровским, арестованным зимой 1940 г. органами НКВД. Кроме этого, Мейштович имел поручение установить контакты с нелегальными организациями в Барановичах, Бресте, Гродно, Белостоке и подчинить их руководству Центра в Вильно. Подпоручик Мейштович смог объехать все названные города, а также Львов, связавшись с имеющимися в них структурами польского национального сопротивления.
Был арестован в Лиде 12 апреля 1940 г. Осуждён Мейштович Павел Оскарович Военным трибуналом Западного специального военного округа СССР, заседания которого проходили в Минске с 3 по 10 марта 1941 г. Вместе с ним были осуждены 34 члена лидской нелегальной антисоветской организации, которыми руководил Мейштович, действовавший под псевдонимом «Равич». По решению Военного трибунала Павел Мейштович был приговорён к высшей мере наказания – расстрелу. 17 мая 1941 г. Президиум Верховного Совета СССР отклонил ходатайство о помиловании Мейштовича. Предположительно приговор был привёден в исполнение 23 или 24 июня 1941 г. в Минске. (Из архивной справки).
Воспоминания 90-летнего Шимона Мейштовича о двоюродном брате Павле Мейштовиче. Написаны в августе 2006 г. в Австралии как письмо для Иоанны Янущак-Станкевич (перевод с польского).
Мой отец Михал и отец Павла Оскар были родными братьями и являлись потомками шляхетского рода Мейштовичей герба Равич. В 1934 г. мы с Павлом учились в виленской гимназии и жили на Университетской улице в доме бабушки Марии Мейштович. Мне тогда исполнилось 18, а Павел был на год старше. В нашей компании Павел всегда являлся предводителем и организатором разных приключений. Так, отыскав в бабушкином гардеробе несколько старых цилиндров, которые носили в девятнадцатом веке, он придумал изображать дипломатов.
Смысл развлечения был в следующем: мы нанимали таксиста, имевшего машину с открытым верхом. Просили его проехать по улице Мицкевича, центральной магистрали Вильно. Затем надевали цилиндры, белые кашне и перчатки, курили сигары. Такой вид в те годы был у дипломатов некоторых стран. Увидев издалека цилиндры, полицейские задерживали движение на перекрёстках, прикладывали руку к козырьку. Это нас здорово потешало.
В Рогознице, имении его отца Оскара Мейштовича, мы тоже появлялись с ним часто. Там можно было очень интересно провести время. Летом их семья собиралась вместе. Приезжали старшие дети: Ян, Мария и Кристина. Здесь же бегали по двору юный Оскар и маленькая Барбара. Павел тогда очень серьёзно занимался спортом, развивал силу и выносливость. Имел хорошего арабского скакуна и прекрасно управлял им. Частенько мы ездили и в соседнее имение Струбница к его хозяину сенатору Биспингу. На тамошних озёрах охотились на диких уток, плавали и загорали.
Вечером у Биспингов устраивались танцы, где собирались очень милые девушки. Павел прекрасно танцевал, обладал актёрскими способностями, любил декламировать стихи и прозу. Часто его просили исполнить танец-пляску «Казак», который требовал сложной и напряжённой работы ногами и туловищем. Он всегда заканчивал его под восторженные аплодисменты. Женщины всех возрастов обожали его, и он был обходительным и галантным кавалером.
Последний раз мы увиделись с ним в Вильно, где он находился по делам военной конспирации. Но об этом я мог только догадываться, сам он никогда со мной не говорил на такую тему. Зима тогда была очень морозной. Встретились мы в январе 1940 г. на кладбище Антоколь на похоронах нашего дяди. Тогда уже в Вильно управляли литовцы. Они тоже притесняли поляков, но всё же в Литве было не так опасно, как в Советском Союзе. Более месяца мы вместе прожили у своей родни.
Павел был в трудном материальном положении, так как его отца в сентябре 1939-го убили в Зельве мародёры. Имение и крахмальный завод в Рогознице захватили большевики. Поэтому приходилось нам носить поочерёдно одну шубу. С одеждой помогали виленские родственники, они же выделили ему некоторые деньги на жизнь. Вскоре я был арестован литовцами и содержался в ковенской тюрьме. Поэтому после января 1940 г. двоюродного брата Павла я уже не видел.
Воспоминания Барбары Мейштович (в замужестве Мазуркевич) о её старшем брате Павле. Написаны в марте 2006 г. в Кракове как письмо для Иоанны Янущак-Станкевич (перевод с польского).
Учился Павел в виленской гимназии имени Зигмунда Августа. В годы учёбы жил в квартире бабушки Марии (урождённой Милевской), являвшейся матерью нашего отца Оскара. В 1934 г. после смерти бабушки её апартаменты в Вильно были проданы. В связи с этим, Павел перевёлся в гимназию в Сейны, что рядом с Сувалками. В 1935 г. он получил там аттестат о среднем образовании.
В дальнейшем он помогал отцу вести фольварочное хозяйство в Рогознице. Его обожали служившие в имении крестьяне, так как Павел мог подсобить им при каждой необходимости. Особенно часто он задерживался при лошадях и ухаживал за ними. В хозяйстве было несколько возниц для гужевых экипажей. Каждый фурман имел под опекой 4 коней. Сам фурман ездил на первой паре, второй же управлял так называемый «посыльный». Чаше всего это были сын или родственник возницы: неженатые хлопцы, любившие молодёжные забавы. Танцевальные вечера проводились в Народном доме при Рогозницком костёле. На них запрещалось приносить алкоголь, поэтому проходили вечера довольно спокойно. В конце дня «посыльный» был обязан накормить, затем напоить лошадей, вычистить их скребком и щёткой, отвести на ночное пастбище. Павел часто на закате субботнего дня отпускал хлопцев по домам, чтобы они успели собраться на танцы. А сам ухаживал за лошадьми и вёл их на выпас.
Павел был физически выносливым, занимался спортивным бегом, закалял тело и характер. В сложные моменты не терял самообладание и контроль над собой. Крепкий организм позволял ему на спор выпивать двумя стаканами пол-литра водки без признаков сильного опьянения. Иногда он брался играть под заклад по поводу того, кто из спорящих парней сможет выпить больше спиртного. Почти всегда он выигрывал. Но такое допускалось лишь ради споров, в быту алкоголем он не злоупотреблял.
В критических ситуациях он был способен на отчаянные поступки. Помню, что в 1935 г. от удара молнии вспыхнул пожар в доме еврея-портного. Хозяин был в отъезде, выскочила на улицу только его жена, которую местные жители недолюбливали за склочный характер. Никто не хотел рисковать на пожаре, люди кричали, что это есть божья кара для еврейки. Павел бросился в горящую хату вместе с сыном хозяйки. Они смогли вынести, что удалось спасти. Еврейка упала перед Павлом на колени и причитала о том, что за доской при входе в дом лежит жестяная коробка с деньгами. Потолок уже был охвачен огнём, но Павел смог найти коробку и выбросить её на улицу. Жестянка раскрылась, и оттуда посыпался пепел: купюры истлели от жара. Вскоре обгоревшая хата рухнула. При этом брат получил сильный ожог руки.
Павел мечтал о службе в кавалерии и через год после окончания гимназии был зачислен в уланы. Проходил военную подготовку в школе подхорунжих резерва Войска Польского в городе Грудзёндз. Здесь он часто проявлял решительность и инициативу. Об этом рассказывали родителям его сослуживцы, которые гостили вместе с братом в Рогознице во время увольнений и отпусков. В годы службы с Павлом случились два чрезвычайных происшествия. Первый раз лошадь внезапно встала на дыбы под виадуком. Брат ударился головой о бетонное перекрытие. Он получил сотрясение мозга, был в сильной горячке, но тяжёлых последствий из-за травмы не наступило. Лечение и усиленные тренировки тела помогли ему быстро восстановиться.
Второй случай был более опасным. Во время боевой подготовки коллега-улан задел клинком большой палец на правой руке Павла. Брат обратился за помощью к военному фельдшеру. Но тот его высмеял и сказал, что с такой царапиной можно ухаживать за лошадьми. На следующий день состояние резко ухудшилось. В госпитале его сразу положили на операционный стол. Предполагалось заражение крови, воспалилась вся ладонь. Были приняты меры для спасения руки. Ампутации ладони удалось избежать, однако подвижность пальцев быстро восстановиться не могла. Но Павел не хотел пасовать перед трудностями, он старался преодолевать их. Стал тренироваться писать левой рукой, занимался этим целыми днями. Он добился желаемого и написал письмо родителям о скором выздоровлении. Брат хотел, таким образом, быстрее приступить к дальнейшей службе и успокоить переживавших за него родителей.
В 1939 г. Павел Мейштович служил в городе Августов в 1-м полку уланов Креховецких. В последний месяц лета этого года он прибыл в Рогозницу в отпуск. Однако отдых не был таким беззаботным как раньше. Мы видели, что Павел даже в отпуске исполняет какие-то служебные функции. Одетый в мундир, он уезжал по утрам и возвращался только вечером. Много говорили об угрозе немецкого нападения, о призыве в войска резервистов из нашего повета. Брат просил отца и старших сестёр поочерёдно дежурить возле радиоприёмника. Ожидали услышать условный сигнал, который оповещал военных о срочном возвращении в полк. Отпуск закончился 25 августа. Прощаясь, он отвел меня в сторону и просил, чтобы я всегда заботилась о матери. Еще раньше Павел говорил мне о его недобром предчувствии, что наш не совсем здоровый отец не сможет пережить войну.
Из числа шестерых детей нашей семьи я была самой младшей. Старшим был Янэк, но я мало видела его в Рогознице. Он был студентом университета, затем работал за границей. Поэтому в пору моего детства именно Павел нянчился со мной. Я просила, чтобы он садил меня перед собой в седло для коротких поездок верхом. Как я была счастлива в эти минуты! Любила я его по-детски самозабвенно. Скучала, когда он уезжал на службу. С подросткового возраста преследовала меня мысль о том, что Павел может умереть молодым.
Когда в сентябре 1939 г. Германия напала на Польшу, а Россия двинула на нас войска с востока, я ужаснулась, что он, возможно, погибнет в боях. Мы получили только одно письмо с фронта. Он писал, что ему присвоено звание подпоручика и его кавалерийский полк сражается вблизи границы с Восточной Пруссией. Затем военные действия прекратились, но о том, где находится брат и жив ли он, мы ничего не знали.
Павел оказался в октябре 1939 г. в Литве, где собралось много польских военных. Затем он отправился на Ковенщину, к любимой девушке Марии Коньчанке, с которой имел помолвку и обручение. Она была сиротой и жила под опекой Оскара Довгялло. Но их свидание не состоялось. Опекун сказал, что он не имел известий о судьбе Павла. В изменившейся с началом войны ситуации Довгялло принял решение выдать сироту замуж за обеспеченного мужчину. Мария с этим согласилась. Опекун подчеркнул, что Польша сейчас разделена и оккупирована. Павел из-за этого лишён материальных средств и не сможет обеспечить семейную жизнь.
До дня свадьбы оставалось две недели, поэтому Довгялло запрещал им встречаться. Оскар заметил, что Павел теперь не связан обязательствами помолвки и поэтому может без сомнений посвятить свою жизнь борьбе за независимость Польши. Прощаясь, брат просил сообщить Марии, что он как офицер клянётся любимой защищать польский народ и Отчизну.
В декабре 1939 г. он появился в Рогознице, куда нелегально пришёл на лыжах из Вильно. Я была счастлива, целуя и обнимая его. А затем меня снова ужалила мысль, что он всё ещё может погибнуть: война ведь не закончена. Да и Павел говорил маме, что поляки будут продолжать борьбу. Мира и покоя не было нигде. Нашего отца Оскара Мейштовича 21 сентября 1939 г. убила банда местных мародеров. Фольварк в Рогознице был разорён, мы покинули свой дом и жили у приютивших нас знакомых. Каждый день проходил в страхе, ждали депортации семьи в Сибирь.
При содействии Павла зимой 1940 г. маме и нашей родне удалось поездом выехать из Волковыска и добраться до Варшавы. Прощаясь возле вагона с братом, которому необходимо было возвращаться в Вильно, я уже не надеялась на встречу с ним. Недобрые мои предчувствия сбылись: он погиб в тюремных застенках, после его осуждения в Минске.
Позже мне думалось, что он мог бы спастись, уехав вместе с нами под Варшаву, где жила старшая сестра Мария. Но я также понимала, что Павел был не в состоянии убежать, забыв о военной присяге и гражданском долге. Ведь не забывали об этом в 1918-20 годах наши родители, добровольцами участвуя в битвах за независимость. Отец за ту войну был награждён золотым Крестом Заслуги, а мама медалью за защиту Польши.
Подробнее...