В годы войны гетто в Старых Дорогах располагалось в четырехугольнике улиц Урицкого, Горького, Свердлова и Кирова. В урочище Кошарка за военным городком находится место расстрела жителей Старых Дорог, в том числе и евреев. Здесь было несколько мест расстрела, они невдалеке друг от друга по разные стороны шоссе. Одно – на территории военного городка. Памятник установлен в мае 1995 г. местными властями. Носит название «Жертва фашизма» или «Реквием».
На новом кладбище, расположенном на ул. Московской, частично перезахоронили евреев Старых Дорог с мест расстрелов. На кладбище рядом установлены два памятных знака. Один в виде высокой стелы с надписью «Жертвам фашизма, жителям города Старые Дороги, погибшим в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Память родных и друзей. 1975 г. Люди, мы любили жизнь и Родину и вас, дорогие. Помните нас во имя жизни, во имя будущего» и другой в виде большого пятиугольного камня с надписью: «Здесь похоронены жертвы фашизма, погибшие в августе 1941 г. Лившиц И.Х., Гитерман О., Озик И.Л, Гитерман Л.О., Пукель Д.И. и останки 800 узников гетто, погибших 19 января 1942 года. Память родных и земляков». Оба памятника поставлены в одно время в 1975 г.
Большинство евреев было расстреляно в урочище Кошарка 19 января 1942 г. Но был и расстрел в августе 1941 г. подробности которого до сих пор неизвестны.
Рассказывает Гольберг Дора Марковна (Шапиро), 1923 г.р.
Я родилась в Старых Дорогах, училась, до войны уже работала бухгалтером. Евреев в местечке было много. Мой отец рано умер.
Дружила я с Левиной Соней. Мы были вместе в армии.
Когда война началась, я с мамой и братом 1924 г.р., пошли с вещами пешком в Бобруйск. Думали, что скоро вернемся. Назад вернуться не смогли.
В товарняках добрались в Чкаловскую (Оренбургскую) область в немецкий колхоз «Моргенейде». Мы сначала спали в бараках на полу. Потом как-то обосновались. Я пошла работать трактористкой. Мама, до того как выйти замуж, работала в колхозе, поэтому новое дело ей было знакомо.
Председатель колхоза меня с подругой отправил в армию, и я служила два с половиной года до конца войны в связи ефрейтором-телефонисткой.
Мой старший брат Григорий 1917 г.р., еще до войны служил в армии в Белостоке и там погиб в первые дни войны.
У моего мужа остались в Старых Дорогах мать, отец, сестра, двое детей. Сестра мужа Лена была профессором в Московском государственном университете, она приехала на лето 1941 года с маленьким ребенком к родителям. Фамилию ее по мужу не помню. Все погибли здесь.
Я вернулась после войны в Старые Дороги. Мама приехала с эвакуации раньше. Мы через суд вернули себе квартиру. Так и жили.
Сейчас в Старых Дорогах осталось три еврея.
Рассказывает Зинаида Леонидовна, дочь Доры Марковны
Наши соседи Иван и Александра Раткевичи рассказывали, что когда евреев забирали то ли на расстрел, то ли в гетто, и вели по улице колонной, мамина сестра попыталась отдать своего 4-летнего Гарика Саше Раткевич. Но другой наш сосед полицай Харевич вырвал ребенка и сильно ударил тетю Сашу. Бабушка, дедушка, тетя Лена с детьми спрятались под высоким крыльцом своего дома. Но полицай Харевич их оттуда вытащил. Он принимал участие и в расстрелах. После войны его судили, через 25 лет Харевич вернулся к семье. Матрасы перетягивал.
Памятники установлены в Старых Дорогах на еврейском кладбище.
Большой памятник был установлен в 1983-1984 гг. на деньги выходца из местечка Зиновия Ефимовича Лифшица, врача из Минска, в память обо всех погибших во время войны евреях. Второй памятник, с несколькими фамилиями, поставлен тогда же на деньги евреев Старых Дорог. В установке второго памятника принимал участие отец Лифшица. Сбором денег занимался также Михаил Кацнельсон.Нина Андреевна Давыдова.
Рассказывает Давыдова Нина Андреевна, 1925 г.р.
Мы жили в Слободке, недалеко от Старых Дорог. Евреев расстреливали у дороги на Слободку. Недалеко от места, где расстреливали евреев, а потом и неевреев, стояла деревянная будка, в ней жила семья Томашевичей. Сын Витя сейчас живет в Старых Дорогах. Говорили, что после того, как евреев расстреляли, земля дышала.
Когда открывали памятник погибшим, мы ходили смотреть. Там было много людей. Это было в 1995 году. Томашевич-отец (умер несколько лет назад) рассказывал, что он видел, как евреев расстреливали. После евреев там же расстреливали русских людей из тюрьмы гестапо. Они сами себе копали яму. Томашевич это тоже видел.
Памятник установлен один на всех погибших: и православных, и католиков, и евреев.
20 июня 1943 г. нашу деревню сожгли, нас выселили в Старые Дороги. Расселились, где могли, многие – по пустым еврейским домам. Нас, молодежь, вывезли в Германию.
Во время войны я была маленькой, но помню, что жили мы около гетто. Оно находилось от пожарной части между улицами Свердлова, Урицкого и до улицы Максима Горького. Не было огорожено, но постоянно вокруг него ходили немецкие патрули. На территории гетто жили все евреи города, за исключением нескольких семей: портного, сапожника, которые некоторое время жили в своих домах.
Собирали евреев в гетто летом, гнали пешком, колонами. Все имущество, которое евреи брали с собой, отнимал Саша Крамков, и увозил на какой-то склад. После войны он съехал отсюда – боялся.
Ночью евреи ухитрялись выходить из гетто. Даже к нам в дом приходила женщина, беженка из Польши, которая успела только до нас дойти. У неё совсем никаких припасов и имущества не было. Она с ребёнком была. Мама давала ей поесть. Я помню этот момент, мне 13 лет было.
Никогда не видела, чтобы их выпускали или водили на работы. В партизаны ушел папин брат. Он ушел до того, как создали гетто. Элькины спаслись. Расстреляли их глухонемого сына в первые дни войны в Горках. Элькина с Броней, Аней, Розой ушли. После войны приезжали из Ленинграда.
На расстрел евреев вывозили на крытых машинах. Расстреливали в Кошарках. Потом там в военном городке расстреливали людей из тюрьмы СС. На Кошарке поставили памятник в начале 90-х гг.
А людей из тюрьмы русской полиции, в том числе и мою маму, расстреляли в месте, которое называли Салотопкой.
Моего отца воспитал Кустанович Липа Кононович. Он его выучил на сапожника. Кустанович вернулся из эвакуации.
Рядом с деревней Медведня врачом из Слуцка Иосифом Гельфандом в память о спасении его семьи, проживавшей в местечке Паськова Горка в 2002 г. был установлен Памятный знак. В 2001 г. по представлению Иосифа Гельфанда звание Праведник Народов мира получили: Анна Лыч, Мария Астрейко и Арсений Неронский из деревень Селище, Углы и Медведня.
Евреев местечка Паськова Горка вывозили на расстрел, скорее всего, в Старые Дороги.
Рассказывает Сосновская Анна Михайловна, 1922 г.р.
В нашем поселке Паськова Горка в основном жили евреи. Только четыре нееврейские семьи. Была деревянная синагога, раввин. Работал у нас учитель Давид Самсонович из Старых Дорог. После войны учителем работал Майзель.
Хоронили евреев из поселка Паськова Горка в Старых Дорогах.
Была у нас школа десятилетка. 750 учеников. Немцы сожгли школу.
Вместе с Беркой Глиником я в школу ходила.
Моей подругой была Сейна Рухавец. У них в семье было девять человек. Я всех помню: Голда, Гита, Шая, Рива, Янкель, Абрам, Генех, Хейна, Сейна. Шая до войны был председателем колхоза. Жили бедно, хотя все были труженики. Их дочь Гита, была замужем за Чеховым, жила в Гомеле. Голда уехала в эвакуацию. Она умерла после войны в Старых Дорогах. Когда увозили на расстрел Шая и Генех пытались бежать. Но их убили здесь. Похоронили на Добринском кладбище.
Семья – Глиник. Всех немцы забрали. Остался в живых только Абрам, он был военным, капитан, приезжал после войны.
Всех евреев из поселка летом 1942 года немцы увезли в сторону Старых Дорог. А куда точно – не знаю.
Гельфанд живет в Минске, врач. Его с семьей прятали беларусы. Он недавно поставил памятник тем людям, кто его спасал.
Рассказывает Жуковец Вера Павловна, 1929 г.р.
У нас в деревне Горки до войны жило несколько евреев. Меня учила учительница Мария Максимовна Ойнберг. Она успела уехать в начале войны. Был в школе математик – еврей. Когда пришли немцы, он в деревне Солон покончил с собой.
В деревне Паськова Горка жили до войны еврейские семьи Озиков и Резников. Одну девочку застрелили на болоте в Новоселках, когда она убегала от немцев. В деревне Селище и Медведне прятали Гельфандов.
Помню двух женщин из семьи Лыньковых – жену и сестру Михася Лынькова. Анна Тихоновна (сестра) у нас преподавала белорусский язык. Их застрелили. Где их могила, не знаю, думаю, что не у нас, потому что у нас была комендатура, и люди боялись хоронить.
Рассказывает Толоченя Мария Семеновна, 1933 г.р.
На территории нашего хозяйства до войны было 11 деревень и в них жило много евреев. Мы жили на хуторе, а перед войной перебрались в деревню Языль. По нашей улице жила одна еврейская семья. Кузнец Янкель, его жена Роза и две девочки Фрума и Мила. Мы дружили, младшая рыженькая Мила была моей ровесницей. У них был старший брат Лейба. Роза часто к нам приходила шить на машинке, приносила нам сырники, угощала младших детей.
Вспоминаются разные случаи. Например, у них в сенцах стояла корова. Потом немцы ее забрали.
Немцы сначала пришли в кузню за Янкелем, потом приехали за Розой, а она сопротивлялась – укусила немцу палец и ее застрелили.
В тот день, когда приехали немцы, мы ходили за малиной. Кто-то прибежал и сказал, что их семью приехали забирать. Мы говорили Фруме и Миле, чтобы прятались, но они пошли в комендатуру, которая тогда в школе была. Наверное, их увезли в Уречье и там убили. Ночью мама и другие бабы похоронили Розу и положили на могилу большой камень.
Лейба после войны приезжал из Москвы на машине и забрал мамины кости. Где-то перезахоронил.
Подробнее...