Ивенец – находится в 56 километрах от Минска, сейчас это Воложинский район, а до 1965 года – центр Ивенецкого района. Населенный пункт возник в XIV в. Как местечко впервые упоминается в 1522 г. Известный белорусский беллетрист начала XX в. Ядвигин Ш. назвал Ивенец «старосветским местечком». Евреи поселились здесь в конце XVI века. Как и в других городах Беларуси, они занимались ремеслами, торговлей.
В 1897 г. евреи насчитывали 2670 человек или 50,2% от общего количества жителей.
– Синагога, появилась в Ивенце в 1912 году, – рассказывает директор Ивенецкого музея традиционной культуры Виктор Заговалко.
– Но я больше склоняюсь к тому, что построена она в конце XIX века. Была еще одна деревянная синагога, находилась на территории парка. До войны синагоги были действующими. Во время войны большая синагога почти полностью сохранилась, в нее попал только один снаряд. До середины 60-х годов XX века там заседала местная власть – был райисполком, потом Дом культуры: пели, танцевали. В 2010 году синагогу передали Еврейскому религиозному объединению.
– Под штукатуркой сохранились фрески, – синагогу показывал мне и рассказывал о ней историк Александр Белый. – Было бы хорошо специалистам заняться ее реставрацией. В Ивенце нет больше евреев, молиться в синагоге некому. Но ее можно использовать, как туристический центр и музей, здесь можно ставить спектакли на еврейские темы.
Председатель Ивенецкого поселкового исполкома Сергей Реут в разговоре подчеркнул, что передали синагогу Еврейскому религиозному объединению бесплатно.
Но, думаю я, передали, потому что жизнь заставила. Надо было менять крышу, окна, рамы, двери.
Еврейская история Ивенца, как и других местечек местного края, интересна и поучительна. Здешним считал себя основатель движения «Агудат Исраэль» Ицхак ха Леви. В Ивенце он жил в молодости. Целью Всемирного еврейского религиозного движения ортодоксальных евреев «Агудат Исраэль», объединённого в политическую партию, является стремление сохранить устои еврейской религии и традиций, еврейского общества на основе Галахи. Это движение приобрело себе приверженцев главным образом в центрах ашкеназской диаспоры в Восточной и Западной Европе в начале XX в.
Ивенец находится всего в 35 километрах от Воложина. Это один регион.
Воложин занимает особое место в еврейской истории в первую очередь благодаря своей знаменитой иешиве «Эм ха-Ешивот» (В переводе с иврита это означает «мать иешив»). Уже само название подчеркивает значение Воложинской иешивы. Она была открыта в 1803 году. В период расцвета здесь учились более 400 учеников со всей Российской империи. Иешивой руководители великие мудрецы, знатоки иудаизма Хаим Воложинер, Ицхок Воложинер, Нафтали Цви Иеуда Берлин, Йосеф Дов-Бер Соловейчик, Рефаэл Шапиро. И хотя в 1896 году иешива была официально закрыта, так как российское правительство потребовало введения русского языка в программу преподавания, изучения светских предметов и ограничения учёбы до 10 часов, фактически она существовала до 1939 года. Воложинская иешива стала прототипом большинства литовских иешив мира.
Безусловно, воложинская иешива, её учащиеся оказывали влияние на еврейскую жизнь всех окрестных местечек, и, конечно, на жизнь общины Ивенца. Они считались самыми завидными женихами, и все богатые евреи хотели получить их в свои зятья. Их приглашали на шабаты, на праздники. Родители мечтали, чтобы их сыновья поступили учиться в Воложинскую иешиву.
В конце XIX века в Ивенце было около четырех сотен домов, две церкви, две синагоги, две корчмы, тридцать пять лавок и семнадцать гончарных мастерских. Работали пивоваренный и крахмальный заводы, мельница, почтово-телеграфное отделение, больница, аптека. Образование местные жители могли получить в народных училищах и двух хедерах.
В 1904 году в местечке Ивенец появилось первое ателье фотографий, право открыть которое получила Брайна Дамская – уроженка Ивенца, глухонемая от рождения. Через несколько лет она получила разрешение на фотографирование не только в Ивенце, но и во всей Минской губернии.
В 1915 году Невах-Гирша Хаимов Позняк открыл автомобильные перевозки между местечком Раков и местечком Ивенец. Автомобиль системы «Гумберт» возил пассажиров в Ивенец по специальным заказам.
Издревле Ивенец славился своим гончарным производством. Вокруг населенного пункта залежи высококачественной глины, которая при обжиге приобретала золотисто-охристую окраску. Секреты мастерства передавались по наследству, здесь сложились целые династии потомственных гончаров. Ивенецкая керамика отличалась разнообразием форм, оригинальностью росписи. Кроме кухонной посуды, здесь делали вазы, подсвечники, игрушки, изысканные чайники, сахарницы, масленки, конфетницы. Изготавливали широко известную ивенецкую кафлю – рельефные печные изразцы с растительными и геральдическими изображениями.
Кстати, это ремесло, или искусство, не забыто в Ивенце до сих пор. Гончарная мастерская действует при Музее традиционной культуры (такое название теперь носит бывший Музей Ф.Э. Дзержинского). И я там, как говорится, был. Не только смотрел на работу местных гончаров, но даже кое-что купил у них. Работает фабрика художественной керамики.
После революции Ивенец в составе Польши стал центром гмины (гмина – административная единица вроде теперешнего сельсовета). В 1939 г. в местечко вошли части Красной Армии. Ивенец стал райцентром, его рыночная площадь была переименована в площадь Свободы, гончарные мастерские объединены в артель.
В 2012 году в Ивенце еще жили несколько пожилых евреев. С одним из них – Иосифом Канторовичем я беседовал и с интересом слушал его рассказ о довоенном Ивенце.
«Я же отсюда, из Волмы, – сказал мне с заметным еврейским акцентом Иосиф Канторович. – Здесь родился в 1925 году. Хорошо помню довоенное время.
– Расскажите о Вашей семье, – попросил я.
– До 1939 года мы жили при Польше, наше местечко находилось почти на самой границе, а дом стоял от границы и вовсе в двухстах метрах. Поляки нас не трогали. Синагога была, молились. Я ходил в хедер. Правда, по вечерам надо было занавешивать окна с большевицкой стороны. Культурно все было, хотя, конечно, всякое случалось.
Мы жили неплохо. У нас был большой дом, свой магазин, маленькая пекарня, лошадь была. Хватало всего. А дед и вовсе был богатый человек. Его звали Залман Канторович, а отца – Эли Канторович. Отец любил поговорить. Новая власть это сразу увидела. К нам стал приходить еврей-чекист. Он подолгу беседовал с отцом».
Ивенец находился неподалеку от западной границы СССР и был занят немецкими войсками уже 25 июня 1941 года.
Иосиф Канторович продолжил свой рассказ: «На второй день войны мы собрались уходить на восток. В Волме, как стояли пограничники при Польше, как и при Советах стояли военные. Только проволоку сняли с того места, где была граница. Я сам скатывал ту проволоку. Так вот красноармейцы вышли с саблями и никому из Волмы не разрешали уходить.
К 25 июня в Волме собралось много народа. Люди шумели, просили. Потом решили послать к начальнику воинской части мою сестру Мусю.
Ей было тогда 22 года, она работала директором школы, боевая девушка. Начальник воинской части был еврей. Она пришла к нему и сказала:
– Коровы порезаны, свиньи порезаны, ничего не осталось. Выпусти людей.
Он сначала сказал: «Нет!» А потом развернулся и ушел. Сестра поняла, что разрешить он не может, а людей пожалел, наверное, догадывался, что с ними будет. Муся вернулась к людям и сказала: «Пошли. Ничего с нами не сделают».
Когда мы переходили старую границу, услышали вдогонку всего один выстрел.
И пошли, пошли, пошли… Аж до Брянска пешком дошли… По разному нас встречали. Были те, кто помогал, а были и такие, кто колодцы закрывал, воды не давал.
– Кто из Ваших остался в Волме?
– Мой отец на восток вывел 24 человека. Он хотел, чтобы вся община ушла из Волмы, но некоторые сказали, что они уже старые, и не могут идти, другим было жалко своего добра.
В доме осталась моя бабушка и домработница. Когда немцы зашли в Волму, они выгнали домработницу, а бабушку расстреляли. Наш дом сожгли.
В Ивенце жил мой дядя – Пиня Залманович Канторович. Он до войны окончил Варшавский университет. Был хороший врач, очень грамотный человек.
Советы сбили над Ивенцом немецкий самолет. Летчик выпрыгнул на парашюте. Был ранен. Его положили в больницу. На поправку дело не шло. Немцы сказали, что врачи плохо лечат летчика. В Ивенце было три врача, все евреи. Их расстреляли и моего дядю убили тоже. Немцы приказали собраться всем евреям. Вывели каждого десятого и расстреляли».
С первых же недель оккупации немцы, для контроля за выполнением своих приказов и организации принудительных работ, заставили евреев Ивенца избрать юденрат. Под страхом смерти евреям было приказано нашить на одежду шестиконечные звезды.
Местные полицаи постоянно избивали и грабили евреев. Их заставляли выполнять грязные и тяжелые работы, используя как рабов на уборке улиц, конюшен и для другой черной работы.
То, что происходило в Ивенце, мало чем отличалось от происходившего в других городах или местечках. Сначала были расстреляны те, кто потенциально мог возглавить сопротивление еврейского населения. На них указали местные коллаборационисты.
14 июля 1941 года 14 евреев-мужчин молодого и среднего возраста, представителей интеллигенции, эсэсовцы из Воложина с помощью местной полиции и некоторых из местных жителей арестовали и под надуманным предлогом увезли и расстреляли.
5 сентября 1941 года, прибывшая в Ивенец зондеркоманда, при участии местной полиции, убила около 50 евреев.
10 ноября 1941 года нацисты согнали оставшихся евреев – в большинстве стариков, женщин и детей, – в гетто, ограниченное улицами Школьной, Млыновой и рекой Волмой.
11 ноября евреев заставили самих соорудить забор, окруживший гетто с трех сторон, а с четвертой стороны естественной границей гетто стала река (это помогло осуществлению нескольких побегов, особенно зимой по льду). Гетто было огорожено колючей проволокой и охранялось немецкими солдатами и полицаями, пресекавшими попытки контакта узников с местным населением.
Внутри гетто в каждый дом были заселены по 4-5 семей, вынужденных жить в чрезвычайно стеснённых условиях без канализации и при полном отсутствии медицинской помощи. Основной едой был картофель, тайком обмененный на вещи и другие ценности у крестьян. Ежедневно евреев гоняли на принудительные работы. Несмотря на эти условия, в двух синагогах, находившихся на территории гетто, продолжали исполняться иудейские религиозные обряды.
В апреле 1942 года немцы собрали 120 самых трудоспособных из оставшихся еврейских мужчин. Мастеров-специалистов пешком депортировали в Новогрудское гетто, а остальных в качестве чернорабочих отправили в распоряжение организации Тодта в Дво́рец. По дороге многие погибли от голода и истощения, другие были застрелены конвоирами.
8-9 мая 1942 года в ивенецкое гетто также были пригнаны трудоспособные евреи из Волмы, Деревно, Каменя, Налибок, Рубежевич и других деревень и местечек Налибокской пущи.
1 июня 1942 года узников гетто в возрасте от 15 до 55 лет согнали в помещение польской казармы, избили и, продержав взаперти всю ночь, отправили пешком в Любчу и далее поездом в Новогрудок. Падающих от истощения в дороге расстреливали.
8 июня 1942 года немцы привели около 40 евреев из гетто к Красному костелу на улицу 17 сентября, дали им лопаты, и на опушке леса в 500 метрах от церкви, в урочище Пишчуги недалеко от северной окраины Ивенца по дороге на Першаи, приказали вырыть большую и глубокую яму. В этот же день в Ивенец прибыли 2-3 машины с литовскими полицаями.
На следующий день, 9 июня 1942 года, все евреи, находившиеся в Ивенецком гетто, были утром пригнаны в лес и убиты у приготовленного рва из пулеметов – 600 стариков и 200 детей. Убийство продолжалось с 4.00 до 11.00 утра. Множество жертв были сброшены в яму ещё живыми и засыпаны известью. Маленьким детям полицаи разбивали голову или просто бросали в яму живыми. Убийства осуществляла литовская полиция.
После оккупации Ивенца СД командовал унтерштурмфюрер СС Вальдемар Амелунг (умер в 1954 г.). В апреле 1942 года на его место был назначен оберштурмфюрер СС Франц Грунцфельдер, убитый 9 июня 1942 года.
Из 2150 человек, погибших за три года оккупации в Ивенце и его районе, евреев было 2000 человек.
В июле 1944 года в Ивенец приезжал советский писатель, публицист, общественный деятель Илья Эренбург. Его пребывание в Ивенце было совсем недолгим. Вот какую запись он оставил в своем фронтовом дневнике.
«Я был в танковом корпусе за Ивенцом. Вечером к генералу, командовавшему корпусом, пришла представительница партизанского отряда, молоденькая девушка. Было темно, мы сидели под деревом во дворе. Лица её видно не было. Ужинали. Она сообщила, что партизаны уже приготовили мост для танков и те могут без промедления двигаться на Запад. Налибокскую пущу у Ивенца партизаны очистили от немцев и дорога танкам открыта. По выговору я определил её национальность. Её оставили ужинать. Девушка оказалась студенткой Минского университета и сказала, что их (евреев) довольно много, не назвав цифры. Она сказала, что много восточников-евреев сражаются в отрядах Западной Белоруссии. Разговор был деловой, девушка спешила, и я не мог расспросить её подробно о судьбе других евреев. Это была первая отрадная встреча. Потом, прощаясь с ней в хате, я разглядел её, я увидел хорошенькую молодую девушку-еврейку с револьвером, воюющую. И это было большим утешением и большой опорой».
После освобождения Ивенца выжившие евреи стали возвращаться из армии, партизанских отрядов. Немногим в 1941 году удалось уйти на восток. Они с нетерпением ждали освобождения родных мест. Им казалась, что вернется прежняя довоенная жизнь. И как только освободили Ивенец, приложили все усилия, чтобы вернуться обратно. В 1959 году в Ивенце проживало около 70 евреев. Действовал негласный миньян, старики собирались в частном доме и молились. Справляли праздники. Перед Песахом пекли мацу.
Вспоминает Иосиф Канторович: «Отца в 1944 году, после освобождения Белоруссии, вызвали в Ивенец для восстановления народного хозяйства. Он работал сначала в волостном управлении, потом был председателем сельпо. Брат Моисей после тяжелого ранения вернулся с фронта в Ивенец. Сестра сюда приехала. Семья стала собираться вместе, а меня из Магнитогорска не отпускали. Я к директору, а он: «Никто не имеет права тебя отпускать с такого завода».
Я вернулся в Ивенец только в 1954 году. Заработанные в Магнитогорске деньги отдал отцу, купили мы в Ивенце домик. Так я жил. Заведовал складом в РайПО…»
К сожалению, сегодня Иосифа Канторовича уже нет среди нас…
Что осталось от еврейского Ивенца. Воспоминания… Несколько пожилых евреев.
Частично сохранилось старое еврейское кладбище. Оно находится по улице Октябрьская. Часть кладбища снесли и застроили в 70-е годы жилыми домами. Когда копали подвалы домов, находили кости. Многие мацейвы (надгробные камни) с кладбища пошли в фундаменты. Даже трудно себе представить, как живут люди в этих домах. Правда, те, у которых оставалось чувство самосохранения, выносили найденные мацейвы на кладбище. Поэтому не под каждой мацейвой есть захоронение.
В середине 2000-х годов в Ивенец приезжали молодые волонтеры, работали на кладбище, занимались его расчисткой. Сохранилось порядка 300 мацейв.
Через кладбище идет дорога к хозяйственным постройкам, сараям. Думаю, здесь следует перекрыть проезд для автомобилей. Необходимо поставить информационный щит, чтобы люди знали о прошлом Ивенца.
В километре от Ивенца на месте расстрела евреев в 1965 году был поставлен памятник жертвам фашизма. На дороге указатель. На нем написано, что 9 июня 1942 года немецко-фашистскими захватчиками были зверски убиты евреи – жители Ивенца и окрестных деревень.
В день 70-летия этой трагической даты у памятника состоялся траурный митинг, в котором приняли участие местные власти, школьники, жители Ивенца, представители еврейских организаций Беларуси. Был прочитан «Кадиш»…
Подробнее...