Как предыдущая, до 1940 года, так и последующая жизнь Ванды Голенищувны (возможная фамилия: Голенищева), стрелявшей из браунинга в прислужников советской власти, остаётся пока неразгаданной загадкой. Эти выстрелы прозвучали в деревне Закостельцы, что рядом с местечком Ивье. Доведенная до отчаяния молодая и хрупкая женщина хладнокровно мстила, выдавшему их Иуде, за разорение её семейного очага, издевательства над родителями, за угрозы выселения всей семьи в Сибирь.
О тяжёлой жизни при советской власти писала она в письме к своей подруге. Письмо Ванды было передано курьеру по фамилии Мышко, который нелегально пересекал границу с Литвой и был задержан. При обыске письма были изъяты у курьера, и оказались в руках сотрудников государственной безопасности НКВД. Особенно «заинтересовало» их письмо от Ванды Г.
Адресованы эти письма были в город Вильно (Вильнюс). Здесь нашли убежище родственники отправителей писем, в чём-либо «виновные» перед советской властью, уже установившейся с осени 1939 года в Западной Белоруссии. Изменение политической ситуации на этой территории по-разному было воспринято людьми разных национальностей. Белорусы и евреи первоначально лояльно относились к советской власти, так как ожидали, что перемены принесут им некоторое улучшение в социальной сфере и повышение их статуса в новом обществе.
Но в своём большинстве жители польской национальности с опасениями восприняли в 1939-1941 годах мероприятия по установлению в Западной Белоруссии советской власти. В короткие сроки многие из них стали изгоями на этой земле в результате резкой перемены не только бытовых условий, но и в ходе коренного изменения социальных, политических и экономических отношений в обществе.
Полное уничтожение частного сектора в экономике и финансовой деятельности, наступившее вслед за этим разорение в сельском хозяйстве, а также другие не совсем эффективные преобразования, проведенные советской властью, привели к худшим результатам. Уровень жизни всех категорий населения снизился в сравнении с тем, каким он был в недалёком прошлом. Всё это спровоцировало развитие в широких масштабах спекуляции на чёрном рынке и контрабанды товаров повседневного спроса из соседней Литвы.
Предлагаю вам выдержки из писем о сложных жизненных ситуациях людей, писавших эти строчки для родственников и знакомых.
(Перевод с польского.) Местечко Ивье, март 1940 года. Дорогая Стэня. Пользуясь таким удачным случаем, что этот пан, прибыв в Вильно, лично передаст тебе письмо, хочу рассказать о моей жизни и положении нашей семьи. Я выслала тебе по почте 6 писем, но узнала от людей, что они не доходят в Вильно. Сейчас понимаешь, почему ты не имела от меня никаких других сообщений. Мне рассказали о вашей жизни, и я поняла, что вам в Литве не хватает только «птичьего молока». А у нас здесь нет даже коровьего.
Почти все зерновые запасы у нас забрали принудительно и без оплаты за них. Удалось только малость спрятать. Забрали много и из всего нашего хозяйства. Так, увезли 5 кабанов по 15-16 пудов (пуд это 16 кг), всех коров и много домашней птицы, жнейку и веялку, а также молотилку. Из дома вывезли почти всю мебель. Даже подушки и одеяла унесли, чтобы их большевистскому начальству сладко спалось и мягко сиделось на нашей мебели. Одним словом тащили всё, что могли взять безобразные косматые лапы этих чудовищ.
Знаешь, как только эти голодранцы пришли сюда, мы вынуждены были купить на 25 000 злотых различных товаров и разных материалов про запас. Всё закопали в надёжном месте. Они 6 раз обыскивали наше хозяйство. Говорили, что ищут оружие и запасы военной амуниции. Долго нас мучили, добивались признания, где спрятано. Очень хотелось им забрать всё для себя. Но им глупым никогда это не удастся. Пусть лучше сгниёт в земле, всё равно они даром отнимут, если найдут.
Как снег на голову, появились эти освободители и отняли у нас возможности иметь хорошую пищу и предметы первой необходимости. У нас не стало ничего самого элементарного: сахара, соли, муки и хлеба, сала и мяса. Нет в продаже керосина, бумаги, обуви, одежды и других товаров. А ведь всё это было до ноября 1939 года.
Невозможно описать подробно, что здесь творится. Всё переменилось, но только не в лучшую сторону даже для простых людей. Бог послал эту «саранчу» на наш многострадальный народ, которого заставляют терпеть тяжкие муки в Сибири. Только из самого местечка Ивье вывезли на север в начале февраля 15 семейств. А сколько ещё выселили из других мест! Нас тоже должны были вывозить. Но нашу семью предупредил об этом дальний родственник, который служит в милиции.
Я сразу же уехала в Барановичи, но жить там, у знакомых боялась. Брала у них только по ночам продукты, а днём шаталась наподобие бездомной собаки по городу и окрестностям. Замерзала в 30-ти градусный мороз, иногда недолго грелась в здании вокзала. Мама успела спрятаться в Лиде, а отец с братом в Дайново. И кого же этим большевикам оставалось схватить и вывезти во время облавы? Только трёх последних уток в хлеву?
Но нашёлся такой человек, который нас выдал, когда мы всей семьёй вынуждены были прятаться в деревне. Нас захотел погубить один местный Иуда. Я не могла равнодушно смотреть, как двое солдат стояли с винтовками возле моего отца, а еврей стал бить его по лицу. Это был предел моих терпеливых мучений. Я стреляла в них из браунинга, и пуля пробила еврею левое лёгкое. Одного из солдат я ранила в плечо, второго в ногу. Я была в таком состоянии, что решилась бы даже стрелять в себя. Но солдаты успели выбить у меня пистолет.
Держали меня две недели в тюрьме и давали только сухари с водой. Затем отпустили домой, так как командир из НКВД, который готовил документы для моего осуждения, был поражён таким отчаянным поступком и моей силой воли. За эти две недели он влюбился в меня и решил спасти и уберечь от расстрела. Он отправил еврея на лечение в военный госпиталь и приказал ему забыть о моих выстрелах. Это стало для меня и нашей семьи единственным спасением от репрессий.
Я была вынуждена ответить ему хотя бы показной взаимностью. По сегодняшний день он тайно навещает меня. Читает мне свои стихи о любви, но я плохо знаю русский. Разумеется, что я принимаю его с привкусом горечи от переполняющей меня ненависти к большевикам. Но я должна это делать, так как он спас семью. Хотя теперь наша жизнь больше похожа на муки. Мы чувствуем себя так, как будто находимся на бочке с порохом, к которой каждую минуту могут поднести горящую спичку. Я молю Бога, чтобы поскорее мы смогли каким-либо чудом спастись от этих страданий.
Ко всему уже привыкла и притерпелась за эти месяцы. Не могу только понять в чём же наша вина перед этой властью? Почему так жестока она к полякам, как к взрослым, так и к детям. Почему же она хочет поживиться на чужом имуществе. Наверно потому, что она сама по себе власть бедная?
Чем угрожают ей мои старые родители, младший брат и я, беззащитная женщина? Со многим смирилась. Но никак не могу я смириться с тем, что наша жизнь зависит от чужой прихоти и от бесчеловечных жестокостей этой новой народной власти. Ведь нигде нельзя добиться хоть какой-то реальной защиты от произвола. Везде они, не считаясь ни с кем, вводят свои порядки. Так науки в школах заставили изучать на белорусском языке. Разговаривать по-польски люди опасаются. Учащейся молодёжи ходить в костёл нельзя.
Теперь ты хоть немного будешь понимать, что же здесь твориться. Это всё верная, правда. Для таких как мы выбор остался следующим: либо пуля в лоб, либо вывоз в Сибирь. Несколько ксендзов уже расстреляли за то, что они ещё в польские времена руководили Католическим союзом молодёжи. А сейчас они были названы «врагами народа». Теперь все мы должны усвоить, что здесь земля и крупная собственность – всё это будет уже для советского государства.
Преимущества во всём имеют пархатые евреи. Все управления и учреждения большие и малые одно жидовьё переполнило. На всё дороговизна, при зарплате в 200 рублей в месяц, килограмм масла стоит 80 рублей, а сало 120. Дорогая Стэня, не буду описывать больше, ибо не хватало бы бумаги и времени на это. Ванда Г. (Конец выписки из письма.)
А вот ещё одно сообщение, которое касается самой Ванды и её семьи. Адресовано оно начальнику Ивьевского районного отдела НКВД младшему лейтенанту госбезопасности товарищу Юсову и выслано в местечко Ивье 28 апреля 1940 года. Приводим цитату из документа, поступившего из областного Управления НКВД. «Направляем Вам при этом копию письма адресованного в город Вильно от Ванды Голенищувны, проживающей сейчас в деревне Закостельцы. Письмо изъято у перебежчика через границу с Литвой Мышко Станислава по делу, которого ведётся расследование. Необходимо арестовать Голенищувну, её родителей и брата. О результатах сообщите немедленно».
Круг, как говорится, замкнулся. Курьер Мышко не попал в Вильно и письма не дошли до адресатов и вместе с другими документами были сданы в архив. Кем же оказался командир, спасший семью Ванды от отправки в Сибирь? Этим «командиром» был начальник Ивьевского РО НКВД Алексей Петрович Юсов. Именно он полюбил Ванду и принял меры к спасению семьи. Он выдал им разрешение на легальный выезд в Литву и отправил их туда поездом в конце апреля 1940 года. Так семья избежала, казалось бы, неминуемого ареста.
По результатам служебного расследования младший лейтенант госбезопасности Юсов был отстранён от должности начальника райотдела и отправлен в запас органов НКВД. Областное начальство не захотело «выносить сор из избы» и «спустило дело товарища Юсова на тормозах». Он якобы плохо справлялся с обязанностями начальника. Работал в этой должности с марта по июль 1940 года и за этот короткий срок к службе относился поверхностно, не проявлял инициативы.
Вот выписка из протокола от 26 июля 1940 года заседания Ивьевского райкома партии, который постановил: «В связи с тем, что тов. Юсов Алексей Петрович, 1902 года рождения, русский, из рабочих, образование 3 класса, демобилизован из органов НКВД и переведен на пенсию, а также нуждается в лечении, решили отпустить тов. Юсова в Ташкентскую парторганизацию, сняв его с партийного учёта в Ивьевском райкоме КП(б)Б». Вот так Юсов избежал осуждения за превышение служебных полномочий и в 38 лет стал пенсионером. А большой любви, как известно, «все возрасты покорны, её порывы благотворны».
Основание: Государственный архив общественных объединений Гродненской области. Протоколы заседаний Ивьевского райкома партии, фонд 2460, опись 44, дело 2, листы 21, 22.
Из письма Ванды Г. можно понять, что их семья была среднего или больше среднего достатка. На это указывает названная в письме сумма в 25000 злотых, истраченных после прихода армии большевиков на покупку различных материалов, впоследствии закопанных в землю. Это можно хотя бы приблизительно сравнить с тем, что годовой доход от не очень большого имения помещика был 6-7 тысяч злотых. Стиль изложения её письма свидетельствует о том, что эта девушка имела хорошее образование, полученное в гимназиях Лиды или Вильно. Других сведений о Ванде не установлено.
В продолжение темы о жизни в «советском рае» предлагаю вашему вниманию ещё одно письмо в Вильно, отправленное из этого же региона 30 марта 1940 года и не доставленное адресату. Курьером и этого письма был нелегально пересекавший границу с Литвой, всё тот же Мышко Станислав.
(Перевод с польского.) Дорогая Ганка! Мы живы и здоровы, чего и тебе желаем от Господа Бога. Рады за вас, что в Литве вам живётся хорошо. Нам здесь неспокойно, так как куда ни пойди, то везде говорят, что «кулачка» пришла. Ненавидят тех, у кого хорошее хозяйство и грозятся передавать его бедным. Но отбирать уже нечего, всё растащили и вывезли в Россию ещё осенью и зимой сразу после «освобождения» нас от панского гнёта. От этого везде разруха. Приносившие раньше доходы и питание людям хозяйства в имениях и фольварках, после потери владельцев, оказались в упадке. Люди живут в страхе, каждый беспокоиться о своей жизни.
Отсюда семьи всех польских осадников вывезли в Сибирь. О том, как это было, нам рассказал наш родственник, которого привлекали на выселение в качестве извозчика на санях. Вы ведь знаете семью Шалаховских. Их тоже выселили. А Дануська от переохлаждения умерла. Мать её потеряла сознание и её больную так, и отправили в поезде вместе с другими семьями.
Как страшно всё это выглядело, вы не имеете понятия. Среди ночи при морозе в 37 градусов малых детей везли в санях, на ветру. Не все ведь имели тёплую одежду, так как вывозили внезапно и без предупреждения. Мужчин под усиленным конвоем вели в отдельной группе. Женщины плачут, осадники и конвоиры между собой ругаются, а привязанные к саням коровы ревут от того, что их быстро гонят. Скот гнали до местечек и сдавали в колхоз или на бойню. А людей сажали в вагоны для перевозки скота и отправляли в безлюдные леса и степи. Возчиков с санями в этот же день отправляли обратно за оставшимися в хлевах овцами, козами, свиньями. Замерзавшую без кормов домашнюю птицу разрешили брать соседям.
Всё, что необходимо для повседневной жизни, стало дорогим и малодоступным. В прошлом году большевики обменивали для населения польские злотые на рубли в соотношении 1 к 1. Но это были не все доходы граждан, а только небольшие суммы для жизненных нужд. Все вклады населения в бывших польских банках не возмещаются. Люди лишились всяких заслуг и выплат, которые были им от польского государства, даже пенсий и пособий.
Забота о куске хлеба стала для всех постоянной головной болью. Если раньше у нас было хозяйство на своей земле, и оно приносило нам деньги и пищу, то теперь люди бояться его иметь, так как новая власть зачислит их в «кулаки» и вывезет в Россию. При заработной плате для простого человека в 100-250 рублей в месяц пуд (1 пуд это 16 кг) ржи стоит 30 рублей. Ткань для шитья, которая раньше продавалась по цене 75 грошей (копеек) за метр, теперь стоит 100 рублей за метр. Но купить это в государственном магазине не сможешь даже за такие цены, так как там товаров почти нет. Перед магазинами стоят большие очереди в ожидании привоза каких-либо продуктов.
На «чёрном рынке» одежда продаётся дорого. Поэтому купить её мы не можем. Сапоги, которые раньше стоили 35 злотых, теперь оцениваются в 850-1000 рублей. При Польше туфли стоили 7-8 злотых, а теперь – 300 рублей. Если покупать в обмен на рожь, то продают дешевле. Когда мне покупали туфли, то отдали за них 6 пудов ржи. Франек уже вырос, хотим взять ему сапоги, то нужно собирать или 750 рублей или дать взамен денег 25 пудов ржи. Где же их брать эти пуды или рубли, когда трудоспособные мужчины из разорванной на части Польши находятся в германском или российском плену. (Конец выписки из письма.)
Советская власть летом 1940 года настигла и независимые до этого времени прибалтийские республики Литву, Латвию и Эстонию. Эта «народная» власть, опираясь на военную силу, свергла правительства в указанных странах и начала бесцеремонно творить всё-то же, что она делала в Западной Белоруссии. Уничтожались, погибали в тюрьмах, вывозились в ссылку неугодные такой власти люди. Разорялась экономика и сельское хозяйство. Тёмная сила «советского рая» надвигалась и на народы Прибалтики.
Подробнее...