Рассказ ветерана Гребёнкина Николая Ивановича о буднях партизан отряда имени Котовского под командованием Михаила Михайловича Чайковского. Публикация посвящена 80-й годовщине Победы в Великой Отечественной войне.
Наступила осень 1942 года. Дожди были частыми, затяжными. Вскоре начались заморозки. В конце ноября выпал первый снег, заморозки усилились. В один из вечеров партизаны отряда имени Котовского стали обсуждать как перезимовать, и где перезимовать. Приняли решение копать и оборудовать базовые землянки с частичным запасом продуктов в трёх местах: в Сенежичском лесу, в Мотчетском и Баратинском лесах. В то время наш отряд ещё был малочисленным, насчитывалось нас 18 человек. (В 1944 году его численность достигла уже свыше 210 бойцов.)
А в 1942 году у половины партизан не имелось оружия, патроны у нас были редкостью. Оружие добывали при нападении на полицейских или немцев в засадах на дорогах. Для этого мы использовали ручной пулемёт, снятый со стоявшего в лесу подбитого танка. Так же днём проводили прочёску леса для выявления оружия брошенного отступавшими войсками или укрытого у себя крестьянами.
При обсуждении места размещения землянок возник вопрос. А почему нужно копать в трёх лесах? В этом есть резон, объяснял Иван Стреколовских. Если будет гитлеровцами обнаружена одна землянка, то мы перейдём в другую. А если что, то и третью используем. Так и сделали, разделившись на три группы. Те, кто до создания отряда проживали в Сулятичах, были включены в группу для оборудования землянки в Мотчетском лесу. Они лучше знали этот лес, а также население окрестных деревень.
Подобрали место для землянки в густом ельнике, на склоне оврага, не далеко от родничка. Запаслись инструментами: пилой, двумя топорами, пятью лопатами. Взяли с собой пять пустых мешков. В них насыпали землю и выносили её на расстояние 300 метров к лисьим норам. А чтобы не протоптать в траве тропинку, при выносе земли расходились в разных направлениях. Затем, выйдя на лесную дорогу, шли к лисьим норам. Для оборудования землянки нужно было убрать с этого места очень много земли.
Работали как днём, так и по ночам с полной отдачей сил, не взирая на промозглый дождь и сильный ветер. За трое суток укрытие было готово. Стены обставили тонким сухостоем сосны. Осталось сделать только нары, но не получилось, так как у Кости Думбасара от перегрузки открылась ещё не зажившая рана. Матвей Беляев повез его ночью к фельдшеру для перевязки раны, а затем на брольницкие хутора, чтобы спрятать Костю у знакомого крестьянина.
На следующий день заболели простудой с высокой температурой Васильченко и Пожаров. Я повёл Ивана Васильченко на ближайший хутор, где жил крестьянин Скобла Константин. А Филиппа Пожарова (его настоящая фамилия была Пожар) отвели к Иосифу Коляде в Кравцевичи. Через два дня заболел и я. С Матвеем Беляевым направились мы ночью в Сулятичи к фельдшеру Денису Филатовичу Гузову. Он был уже пожилым человеком, но хорошим практиком в медицине и определил, что у меня воспаление легких. Дал десяток жаропонижающих таблеток и какого-то зелья для подготовки отваров. Гузов напомнил, что нужно лежать в хате и пить отвар из травы.
Выйдя от фельдшера, договорились с Беляевым, что я пойду в Сулятичи и буду лечиться в крестьянской семье Станислава Войно. У него я с осени 1941 и до весны 1942 годов укрывался от немцев. Так же жили по деревням в это тяжкое время и многие другие наши военнослужащие, попавшие в окружение вражеских войск. Стась встретил нас как всегда радушно.
Посмотрел на меня и сразу понял, что я не здоров. Он сам предложил, чтобы я остался у него и отлежался на печке. Пока Матвей Беляев закуривал вместе со Стасем махорку, я уже был на печи и в тепле скоро уснул. Так я пролечился народными средствами в доме Станислава более трёх недель до полного выздоровления. Всю свою жизнь я буду благодарен Станиславу и его жене Вацлаве, за такое родительское отношение ко мне.
Этому человеку я верил, уважал его за решительность в поведении, ценил за доброту и радушие. Многие считали, что, хотя Станислав Войно по натуре добрый, но поддерживать советских партизан он не будет. Ведь по национальности он поляк, а его отец был когда-то управляющим помещичьего имения и попал в число репрессированных советской властью.
Но как я понял, Стась пытался забыть о прошлом и жить в сегодняшних реалиях. Я вспоминаю его слова, сказанные, когда я уходил в лес партизанить. Он говорил, что если будет очень трудно и понадобится помощь, то приходи к нам в любое время как в родной дом. Мне шёл тогда 20-й год, а с 15 лет я стал сиротой. До призыва в Красную Армию жил на попечении тётушки. От таких душевных слов Стася я даже прослезился. В дальнейшем я часто приходил по ночам в семью Войно, чтобы помыться в большой лохани и сменить бельё.
За оказание помощи партизанам и их укрытие немцы жестоко карали крестьян, жгли их дома и угоняли семьи в Германию на принудительные работы. Все знали о таких мерах наказании, но поддержка партизан со стороны населения не ослабевала. В один из вечеров я пришёл домой к Стасю, который предложил мне остаться у него переночевать. Он сказал, что нагреет воды чтобы я смог помыться и сменить бельё. После полуночи, одев хозяйский тулуп, я пошёл спать в сарай уже вымытым. Приближалась весна и ночи были не очень морозными. Прилёг на солому и уснул.
Проснулся от того, что услышал громкий разговор Стася с шедшими с ним людьми. Увидел в щель, что он идёт с тремя полицейскими и сельским старостой Бахарем Фёдором. Открывая замок в сарай Стась сильно стучал им, при этом громко матерился. Я понял, что этим он давал мне сигнал. Но какой? Со страху я даже не заметил в каком положении были винтовки у полицейских. Как они несли их, на изготовку или за плечом. Я подумал о том, что нужно затаиться, не нападая первым. Зарядил для обороны гранату и наган.
Открылась дверь, и староста спросил о том, где же он. Стась ответил, что он здесь и повёл старосту к свиньям. Но я этого не видел. Я уже был на пределе. Подумал, что же Стась так хитро и долго притворялся, а сейчас выдать меня решил. Затем прозвучал выстрел, раздался протяжный визг кабана. Подошёл второй полицейский и вчетвером они потянули хряка к двери сарая. Третий подогнал сани, они погрузили свинью. Стась опять закрыл сарай на замок и пошёл в дом. Долго он не появлялся. Его жена Вацлава пришла в сарай первой и рассказала, что муж вернулся с белым как полотно лицом и упал на кровать, так как ноги у него подкашивались.
Когда полицейские уехали из деревни, Стась пришёл в сарай с корзиной, в которой стояла глубокая миска с кашей, хлеб и самогон. К этому времени я и он уже немного пришли в себя. Как кстати была в этот момент самогонка! Выпили по полстакана, закусили. Потом опять повторили. Молчали, так как ещё не могли снять напряжение. Говорить начал Стась. Он признался, что боялся не начну ли я стрельбу. Тогда пропали бы мы все. Но ты не трус, выдержал и не поддался панике, сказал он. Мы долго не говорили, и он принёс мне чистое нательное бельё и забрал грязное. Мыться днём в хате я не захотел.
Пока морозы были ещё небольшими, партизаны ночевали в лесных шалашах. Они были рассчитаны на два человека. В шалашах на земле была подстилка из соломы, которую по ночам привозили нам крестьяне. Крышу делали из камыша, покрытого соломой. В крещенские морозы, как их называют в народе, мы впервые вселились в землянки. Но долго там не задержались, так как появились вши, которые кусали нас и днём, и ночью. Всё тело зудело от укусов. Поэтому в землянки уже не возвращались. Построили шалаши побольше, на трёх человек. Использовали для этого помимо соломы и ёлочные лапы, большие ветки лозняка из которых плели щиты для покрытия крыши. Вход в шалаш завешивали дерюгой.
Постоянное недоедание и недосыпание вызывало ослабление организма. Да и немцы предпочитали проводить облавы и блокады лесов в зимнее время, когда хорошо видны на снегу следы партизан. В ходе вражеской блокировки приходилось нам прорываться через болота, чтобы выйти из окружения. Многие сутки бродили мы по лесам без сна и отдыха, нанося удары по врагам в местах предполагаемого прорыва блокады. Многие из числа партизан погибли в ледяных болотах и боевых стычках с врагами. Первая партизанская лесная зимовка, которая казалась нам сложной и не предвещавшей ничего доброго, оказалась сносной и пригодной для партизанской борьбы. Люди закалялись в испытаниях и становились крепче как в физическом, так и в духовном отношениях.
Особенно крупные военные силы для проведения блокады против партизан были сосредоточены немцами в 1942-43 годах в Налибокской пуще . В первом случае немцы провели блокировку силами двух дивизий и формированиями полицейских. Вторая блокада проводилась в июле-августе 1943 года силами 50 тысяч гитлеровцев. Почти месяц партизаны вели бои с немцами, чтобы вырваться из окружения. Нам удалось прорваться и выйти в тыл немецким частям вблизи деревни Чапунь Ивьевского района.
Несмотря на морозы продолжался рост нашего отряда. В феврале 1943 года к нам из окрестных деревень стали прибывать для пополнения отряда немало парней, которых необходимо было вооружить. Командование отряда поставило задачу по организации засады на дороге из Новогрудка в Любчу недалеко от Клюкович. В этом бою отличилось отделение Николая Яцука из деревни Селище.
Часть партизан залегла на холме, откуда дорога была как на ладони. Для огневой поддержки здесь были установлены два ручных пулемёта. Минирование дороги поручили отделению Яцука, которое замаскировалось в придорожных кустах. Жать пришлось не долго. Соблюдая небольшую дистанцию к месту засады двигались три машины с сидящими в кузовах полицейскими.
Сработали мины. У первой машины снесло кабину. От второй мины следующая машина перевернулась и загородила дорогу. Атакой партизан были полностью уничтожены ехавшие полицаи. Из последнего автомобиля выскочили несколько оставшихся в живых полицейских и немецкий офицер в форме войск СС. Они залегли и начали стрельбу, но видя безвыходность своего положения, сдались в плен. Мы доставили их в партизанский лагерь. Офицер сообщил, что его зовут Франц Бруно и он ехал в немецкий гарнизон местечка Любча. В ходе проведенной засады мы захватили оружие и боеприпасы, а также продукты питания.
В конце зимы наши связные доставили в отряд пишущую машинку и ламповый радиоприёмник, который не работал. Нам починил его Романович Георгий, он был мастером на все руки. По приёмнику слушали из Москвы фронтовые сводки, которые размножали на машинке. Наши связные разносили сводки по деревням. Так мы узнали из радиопередач о гибели и пленении, попавших в окружение в битве под Сталинградом, 330 тысяч немецких солдат и офицеров. Это было радостное сообщение, и мы воспрянули духом. Наступал, приближался коренной перелом в ходе войны.
Подробнее...