Борьба с пожарами в Турове Мозырского уезда Минской губернии

Самое страшное слово, которого опасались услышать в Турове¹, было «пожар», уступавшее по своей силе только слову «погром». Места в черте оседлости отличались невероятной скученностью, рядом друг с другом теснились жилые дома и хозяйственные постройки. Отсутствие свободных участков заставляло застраивать каждый свободный «пятачок», несмотря на угрозу пожара. Деревянный Туров горел неоднократно, и огонь в считанные часы безжалостно сжигал все вокруг, сводя результаты многолетнего труда людей на нет. Счастье, если во время этой беды его жители оставались живыми и невредимыми.

Угроза пожара висела над евреями и белорусами постоянно. Обвинение в поджоге было страшнее всего и могло повлечь самосуд. Пожар являлся коллективным наказанием за неосторожное обращение с огнем, за небрежность в кузнице или на мельнице, при приготовлении пищи, освещении помещения. Однако не всё зависело от человека. Летом на болотах вокруг Турова от жары тлел торф, молния во время грозы была способна неожиданно зажечь дерево или соломенную крышу любого дома. И если это вовремя не обнаружили, вскоре полыхало всё местечко. Пожары отбрасывали развитие местечка назад на целые годы и существенно влияли на демографическую ситуацию. Не все погорельцы были в силах поднять хозяйство из пепелища и поэтому покидали родные места.

Результаты исследования и их обсуждение

В Северо-Западном крае

Количество пожаров и размеры понесенного ущерба ежегодно возрастали² . Пожары были серьезным бедствием особенно в белорусских губерниях империи, покрытых густыми лесами и болотами. В 1885 г. в Гродно сгорело 517 домов и построек на сумму 4 млн. 31 тыс. руб., в Витебске в 1887 г. — 454 домов на сумму 651 тыс. руб., в Мозыре в 1892 г. — 505 домов на сумму 725 тыс. руб., в Бресте 1895 г. — 1232 домов на 4 млн. 276 тыс. руб. и т. д. 

На росте пожаров сказалось распространение в обиходе керосина и спичек, но главное — это было отсутствие предупредительных мер, контроля над противопожарной безопасностью и необходимой разъяснительной работы. Материал, из которого строили здания, играл существенную роль в предотвращении пожаров. Если убытки от каменных, крытых железом строений принять за единицу, то каменные дома с деревянной кровлей горели в 4,5 раза чаще, деревянные, крытые только тёсом, — в 7 раз, а соломой — в 18 раз .

Пожары могли возникнуть от случайного окурка или спички, пламени и раскаленных предметов вблизи сена, соломы или легко возгорающихся предметов, неосторожного устройства костров, неумелого обращению с печью и керосиновыми лампами. Однако часто причину пожара так и не удавалось установить. В 59 губерниях европейской части России с 1880 по 1889 гг. по неустановленным причинам произошло 40% всех возгораний . На мельницах и в магазинах, где хранилась мука, в пекарнях причиной возникновения пожара могла стать мучная пыль.

Возгорания случались от неправильного устройства или неисправного содержания топок и дымовых труб. Некоторые виды производства (лесопильные, мукомольные и др.) страдали от пожаров регулярно. В среднем они теряли свое имущество из-за огня полностью каждые 20-25 лет. Несмотря на это, обилие и дешевизна леса и рабочих рук позволяли быстро восстановить потери. Долгое время отсутствовали ясные правовые формы, которые регулировали устройство и содержание противопожарных средств.

Минская губерния

«Злейшим врагом человеческого общежития» являлись пожары в Минской губернии. В 1889 г. они причинили населению убытков на 1 млн. 912 тыс. 176 руб. По сравнению с предыдущим годом рост пожаров составил 14%, а сумма потерь выросла на 23%. В городах губернии в 1889 г. произошло 39 пожаров, а в уездах — 707. Наиболее пострадали от стихии огня Минск, Несвиж, Мозырь, Пинск, Бобруйск, Слуцк, Борисов, Новогрудок и Игумен, а в Речице и Докшицах пожаров сумели избежать.

По времени года чаще всего пожары в Минской губернии возникали летом и осенью, а затем в зимние и осенние месяцы. При определении причин, которые были выяснены после проведения расследований 317 пожаров в 1889 г., было установлено, что в 157 случаях эта беда стала следствием неосторожного обращения с огнем (48%), поджога (28,7%), «дурного» устройства печей (11,9%) и от удара молнии (10,4%). Тем не менее в 419 случаях, или 56,3% всех пожаров, за 1889 г., причины возгорания так и не были обнаружены .

Рост потерь от стихии огня увеличивался год от года и заставлял власти принимать меры по предотвращению пожаров. Общая картина ущерба, нанесенного пожарами государственным, частным и общественным постройкам в Минской губернии, за последнее десятилетие ХІХ века представлена в таблице 1.

Таблица 1 — Ущерб, причиненный пожарами в уездах Минской губернии, 1889-1901 гг. [6, 130; 7, 237-239]

В 1889 г. наибольший урон пожары причинили Новогрудскому, Слуцкому и Игуменскому уездам, за которыми следовали Борисовский и Бобруйский. В 1901 г. в первую тройку уездов, наиболее пострадавших от стихии огня, снова вошли Новогрудский и Игуменский уезды, к которым добавился Пинский. В два раза в 1901 г. увеличился ущерб от пожаров в Речицком и Мозырском уездах. В Мозырском уезде потери от пожаров выросли с 53 тыс. 372 руб. в 1889 г. до 115 тыс. 529 руб. в 1901 г. В целом по Минской губернии урон от происшествий, связанных с огнем, в 1901 г. увеличился на 116 тыс. 412 руб. по сравнению с 1889 г. и составил 1 млн. 613 тыс. 868 руб.

Пожары в лесу

Лесной пожар был хорошо знаком в Турове и представлял серьезную опасность для людей и домашних животных. Основными причинами возгораний являлись грозовые разряды, самовозгорания торфяной крошки и сельскохозяйственные палы в условиях жаркой погоды или небрежность людей. Стихийное, неуправляемое распространение огня уничтожало деревья и кустарники, заготовленную в лесу древесину. Пожары снижали защитные и другие полезные свойства леса, уничтожали фауну, сооружения.

В зависимости от места распространения огня пожары делились на низовые, верховые и подземные. При низовом сгорала лесная подстилка, лишайники, мхи, травы, опавшие на землю ветки. Пожары могли быть беглыми и устойчивыми. При беглых сгорала верхняя часть напочвенного покрова и подлесок. Они распространялись с большой скоростью, обходя места с повышенной влажностью, поэтому часть площади оставалась нетронутой. Беглые пожары в основном происходили весной, когда просыхал только верхний слой мелких горючих материалов. Устойчивые низовые пожары начинались с середины лета. Они шли медленно, но полностью выжигали напочвенный покров, корни и кора деревьев сильно обгорали, полностью пропадали подрост и подлесок.

Свидетелем низового пожара в районе Турова стал А.С. Тургенев во время его посещения Полесья в 1857 г.: «за зеленой полосой низкого ельника толстый столб сизого дома медленно поднимался от земли, постепенно выгибаясь и расползаясь. Вправо и влево от него виднелись другие, поменьше и белее. Дым расстилался шире и шире, местами он внезапно чернел и взвивался высоко в небо. Скоро воздух потускнел, и сильно запахло горелым, и вот между деревьев странно и жутко, шевелясь на солнце, мелькнули первые, бледно-красные языки пламени. Огонь бежал по редкому сосновому лесу, подвигаясь неровной чертой, дым относило ветром. Это был поземный пожар, который только брил траву и, не разыгрываясь, шел дальше, оставляя за собой черный и дымящийся след. Там, где огню попадалась яма, наполненная сучьями или сухими листьями, он вдруг вздымался со зловещим ревом длинными волнующимися косицами, но скоро опадал и бежал вперед, слегка потрескивая и шипя. Зайцы беспорядочно бегали взад и вперед, без всякой нужды возвращаясь в соседство огня. Птицы попали в дым и кружились, лошади оглядывались и фыркали, сам лес будто гудел, становилось жутко от бившего в лицо жара» .

Огню меньше был подвержен молодой лес, но если он был перестойным, то дело осложнялось. Сухие или «умершие» деревья, пораженные болезнями и вредителями, делали лес обреченным. Стоило во время грозы молнии попасть в дерево, как возникал пожар. В молодом лесу вероятность возгорания существенно снижалась³.

Верховой лесной пожар охватывал не только древостой, но и травяно-моховой покров почвы. Он развивался из низовых пожаров при засушливой ветреной погоде в насаждениях с низкой кроной и особенно при обильном хвойном подросте. Верховые пожары тоже могли превратиться в беглые или устойчивые. При устойчивых пожарах огонь надвигался от напочвенного покрова до крон деревьев сплошной стеной. Его сопровождала масса искр, горящих ветвей и хвои, летевших перед фронтом огня и создававших низовые пожары на расстоянии нескольких десятков, а иногда сотен метров от основного очага.

Наиболее опасными считались торфяные пожары⁴. Они шли медленно, по несколько метров в сутки, но потушить их было практически невозможно. Пожары на торфяниках вырывались наружу неожиданными порывами, кромка их не всегда была заметна, и человек мог провалиться в прогоревший пласт. Признаком подземного пожара были запах гари, дым, сочившийся местами из почвы и нагретая земля. Они случались чаще всего в местах добычи торфа, как правило, из-за неправильного обращения с огнем, от разрядов молнии или самовозгорания⁵. Довольно часто почвенные торфяные пожары становились следствием низового лесного пожара. В слой торфа в этих случаях огонь углубляется у стволов деревьев. Г орение происходило медленно и без пламени; корни деревьев подгорали, и они падали, образуя завалы. Торф горел медленно на всю глубину залегания, во все стороны, независимо от направления и силы ветра. Под почвенным горизонтом он не прекращался даже во время умеренного дождя и снегопада. Знающие люди советовали обойти его стороной, двигаясь против ветра так, чтобы он не догонял вас с огнем и дымом, не затруднял ориентирование. Победить его можно было только путем устройства на пути огня заградительных полос и канав. Пожар тушили путем перекапывания горящего торфа, заливая большим количеством воды, поскольку торф почти не намокал.

Торфяные болота вокруг Турова не один раз приносили беду в местечко, когда дотла выгорали дома евреев и белорусов со всеми постройками, включая церкви и синагоги.

Пожары в Турове

Деревянный Туров, где строения, как правило, примыкали друг другу, тяжело страдал от пожаров, которые были для него настоящим бедствием. Причины могли быть самыми разными — стихийные явления природы, неосторожное обращение с огнем, небрежность в быту или откровенные поджоги как средство сведения счетов.

В XIX в. Туров горел не один раз. В 1834 г. пожар уничтожил большинство домов в местечке, единственную синагогу и семь церквей . В 1857 г. страшный пожар «подверг жестокому пламени» почти все жилые помещения, включая помещения двух молитвенных школ (синагог) Турова. Верующие евреи оказались в таком бедственном положении, что просили Минского гражданского губернатора приписать их к раввинату Мозыря и посылать в Туров помощника Мозырского раввина.

Дело 1868-1869 гг.

В конце октября 1867 г. Мозырский уездный исправник доносил Минскому губернатору, что 15 октября в Турове произошел пожар, начавшийся с хозяйственных построек Мовши Молочного. В результате сгорели сарай с амбаром Нисона Молочного с движимым имуществом на 1000 руб. и товары Гирши Брегмана на 800 руб., а также мебель купца Зуси Рашкина. Огонь уничтожил одновременно дома Евдокима Жуковца и Якова Сергейчика. Всего убытки составили 3013 руб. серебром. За два дня до этого, 13 октября, была попытка поджога в сарае Хайки Молочной. Подозрения пали на крестьянина Григория Страха, который, по словам Залмана Брегмана и Липы Шпейзмана, пытался выбросить спички, когда его вели на квартиру к становому приставу. Григорий вину отрицал, а других улик против него не было. До этого несколько домов горели в местечке 30 августа 1867 г., и пристав Мухля пытался произвести дознание, но улик не обнаружил, а обвинения крестьян, выдвинутые евреями, не подтвердились. Для выяснения всех обстоятельств мозырский исправник просил Минского губернатора назначить в Туров следственную комиссию.

Однако комиссию не прислали, и пожары продолжались. 24 апреля 1868 г. в сарае Ривки Либерман начал тлеть навоз, от которого занялась стена. В случившемся обвинили крестьянина Наровлянской волости Рафаила Кучинского. Следующие возгорания произошли 28 апреля у Реши Легчиновой и 2 мая — у Пини Мордухова. По подозрению в поджогах были задержаны Иван Горбачевский из Пинска и Виктор Рончинский из Мозырского уезда, которых после допроса отпустили.

Это переполнило чашу терпения, и евреи Турова пожаловались Виленскому генерал- губернатору князю Багратиону. Шлема Гоберман 6 мая 1868 г. от имени общины писал, что в местечке «вскоренились пожары, обратившие большую часть домов в пепел и прах, а множество семей — последней нищете». В письме утверждалось, что частые пожары были результатом поджогов, но подозреваемые не выявлены. Князь Багратион попросил содействия у Минского губернатора, который направил в Туров мозырского исправника. Несмотря на это, возгорания продолжались: 8 мая — повторно у Реши Легчиновой, а 9 мая — у Арона Шнайдмана. 12 мая 1868 г. в рапорте судебного следователя второго участка Мозырского уезда отмечалось, что с сентября 1867 г. по май 1868 г. в Турове произошло семь пожаров, причиной которых, по мнению евреев, стали поджоги, и «брожение умов туровских евреев доведено до крайности». 21 мая дело о пожарах в Турове было передано в Мозырский уездный суд.

Частые пожары настроили власти на преднамеренность поджогов. Начальник Минского губернского жандармского управления приказал своему представителю в Мозырском уезде майору Виллю взять дело в Турове на контроль. Однако, 24 мая 1968 г. едва мозырский исправник покинул Туров, как пришло известие о семи (!) новых пожарах, случившихся с 20 по 25 мая. Среди подозреваемых, задержанных евреями, оказались крестьяне Людвиг Сенкевич и его жена Иозефа, дочь Михалина, служанки поручицы Бушевой Мария и Ева, мещанин Гирш Сосник и его сын Борух-Иосель. Сосник младший, якобы, сознался в преступлении, совершенном «по договору» с дочерью помещика Млынского, бывшей замужем за лесничим Бушем. Сын Млынского незадолго до этого был казнен по приговору суда после подавления крестьянских волнений в Ново-Александровске.

Часть евреев не согласилась с официальной версией и противодействовала ведению следствия. Едва пристав Мухля, три жандармских офицера, десятский и сотский арестовали Боруха-Иоселя и отвели на становую квартиру для допроса, как образовалось «скопище» евреев. Они «сбеглись» со всех сторон и бросились в дверь с «невыразимым шумом и ругательствами». Евреи выбили стекла в дверях и пытались драться с жандармами. Неизвестно чем бы закончились «эти страсти», если бы в разгар потасовки не раздался крик «Пожар!». Толпа бросилась туда, где должен был бушевать огонь, но, ничего не обнаружив, вернулась назад с «азартом и шумом». Евреи требовали допрашивать задержанного только в их присутствии. Наиболее неуважительное отношение к следствию проявили Зусь Иоселев Черницкий, Мендель Шепшулин, Берко Янкелев Гарнадер (Гренадер?) и Мензель. Исправник подал рапорт направить в Туров отряд казаков.

Следствие насторожило, что после большого пожара 30 августа 1867 г. в Турове евреи заявили «неимоверную цифру» понесенных убытков — 279 тыс. 586 руб. в недвижимом и 86 тыс. 970 руб. в движимом имуществе. Была выдвинута версия о том, что потерпевшие хотели получить от казны 10% стоимости ущерба, и беспокоились, чтобы эту сумму не сократили за счет недоимок. Следователь Кривуша настаивал, что «зловредные евреи» создали «подземный» (подпольный — Л. С.) пожарный комитет. Евреи, якобы, пускались «на всякие мерзости», сами устраивали поджоги, кроме субботы и еврейских праздников. Утверждалось, что евреи проявляли неуважение (бесчестие и ругательства) ко «всякому не их исповедания» и даже задерживали «нижних полицейских служителей», требовали замены следователя. В Туров были направлены 25 казаков из Слуцка.

Однако версия о преднамеренном характере поджогов не подтвердилась. Мозырский уездный исправник Мищенко доложил минскому губернатору, что в 1857 г. 47 еврейских семей взяли ссуду в 9334 руб. серебром, а в результате пожара 30 августа 1867 г. дома 27 семей из них сгорели. Круговая порука объединяла только хозяев, получивших ссуду, и поэтому допустить, чтобы «евреи, не участвовавшие в ссудном долгу, могли прибегнуть к столь гибельному злоупотреблению, подвергая опасности уцелевшие дома», было невозможно. Проведя анализ ситуации, полиция пришла к выводу о несостоятельности версии о групповом сговоре евреев Турова.

Не нашло подтверждения и предположение о небрежной случайности, приведшей к пожарам. Торфяные болота, окружавшие Туров и другие окрестные населенные пункты, дымились от жары. Почти одновременно, 12, 22 и 28 мая 1868 г., произошли возгорания в Давид-Городке, от которых пострадали дома местных жителей. Караульный вовремя забил тревогу и сумел потушить своими силами. Два возгорания (или поджога?) возникли 12 июля утром, в результате чего сгорели двор мещанина Петра Летуна и хутор Трофима Бесана, а общий ущерб составил 600 руб. Следственная комиссия просила минского губернатора распространить ее полномочия на Давид-Городок и направить сотню казаков для разъездов⁶.

Жандармы не согласились с выводом полиции о несостоятельности версии группового сговора. 25 июня 1868 г. начальник Мозырского жандармского управления утверждал, что пожары в Турове были инициированы евреями. Конкретные обвинения пали на купцов пятого класса Мордуха Гиршева Чечика, Шимона-Лейбу Абрамова Ламдана, купеческого племянника Ицку Лейбова Брегмана и кагальных старост — Иоселя Мовшева Коробочку и Шлему Аронова Гобермана. За нападение на квартиру станового пристава с целью отклонить допрос Гирша Сосника были взяты под стражу Шлема и Берка Янкелевы Гарнадеры (Гренадеры?), Мендель Иоселев Шифман, Зусь Иоселев Черницкий и Ицка Гиршов Тепленький. Всех задержанных препроводили в Мозырский тюремный замок. Виленский генерал-губернатор выдал санкцию о предании их военно-полевому суду по обвинению в поджогах с политической целью.

Передача дела военно-полевому суду допускала вынесение смертного приговора, который обжалованию не подлежал. Поняв, какая опасность нависла, евреи молили о пощаде. В состав комиссии по расследованию причин пожаров в Турове вошли следователь Кривуша, майор Вилль, заседатель Мозырского уездного суда Котельников и пристав Мухля. Сведения о методах ведения допросов обвиняемых и условиях их содержания в тюремном остроге в Мозыре не сохранились. Однако энергичные протесты подследственных и намеки, которые они сделали в своих ходатайствах в вышестоящие инстанции, оставили неизгладимое впечатление. Берко Янкелев Гренадер умолял минского губернатора поверить в его невиновность, объясняя арест «неудовольствием г-на пристава», испытывавшего неприязнь ко всем евреям Турова вообще. В пристрастных действиях обвинял следственную комиссию Юдель Вульфов Найдич, зять туровского купца Мордуха Чечика. В прошении Геселя Мордухова Гительмана 11 августа 1868 г. говорились: «…Я не имею столько слов, чтобы выразить плачевное положение, и теряюсь от ужаса, когда вспоминаю о гонении, которое я получил от комиссии».

Депутаты и «почетные домохозяева» Туровского еврейского общества Шлема Шмуйлов Кругман, Нисон Вольф Молочный, Борух Брегман, Абрам Гренадер и Симха Байдачник составили записку на имя главного начальника Северо-Западного края. Они обращали внимание на критическое положение евреев местечка, пострадавших от «столь невыразимых гибельных случаев», и просили освободить неправедно арестованных «честнейших купцов и хозяев». Особым пунктом шло ходатайство возложить содержание казаков в Турове на счет казны. Другое письмо еврейская община направила генерал-губернатору в Вильно, на котором было составлено красноречивое резюме: «Жалуются на неправильные действия следственной комиссии и просят об удалении мирового посредника Мясоедова и пристава Мухли, при которых не может открыться истина».

Пожары в Турове временно прекратились. В расследовании приняли участие все ветви государственной власти: от главного начальника Северо-западного края, Виленского генерал- губернатора и Минского губернатора, до Мозырского исправника, уездного суда и жандармского управления, коменданта военного гарнизона Бобруйской крепости и Минской палаты уголовного и гражданского суда.

Обвинение в поджогах не подтвердилось, брожение умов усиливалось, хозяйственная жизнь местечка была нарушена, и всё взывало к компромиссу. 22 сентября 1868 г. Минский гражданский губернатор доложил Виленскому генерал-губернатору, что по результатам проведенного расследования поджоги в Турове не носили политического характера, и рекомендовал вести дело в общеустановленном порядке. В Вильно согласились, и 17 октября 1868 г. вопрос был передан в Минскую палату уголовного и гражданского суда. Смертельная опасность миновала, 24 февраля 1869 г. Палата уведомила, что дело о пожарах в Турове было закрыто, и все издержки на его ведение были приняты на счет государственной казны .

Пожар 1884 г.

В среду 20 июня 1884 г. в Турове загорелся дом на окраине местечка, и вскоре полыхали десятки построек. За два часа сгорело около 320 домов и среди них — 80 домов христиан, четыре синагоги, включая и большую синагогу, красивее которой, по свидетельству современников, не было во всей округе. Сообщение об этом было опубликовано в газете «ha-Zfira» от имени Шломо Хаима сына Авраама Марголина из Турова. Шломо, «скрепя сердцем и с трясущимися руками», писал, что несчастье жителей Турова необъятно, как море! Многие остались без крыши над головой, не имели никакого другого имущества и даже одежды. Причиненный ущерб оценивался в тысячи рублей серебром. Местная управа была поглощена огнем, где сгорели семейные списки, поэтому всем выходцам из нашего города, которые нуждаются в паспортах, должны были выслать старый паспорт, чтобы получить разрешение вернуться домой. Письмо Марголина заканчивалось отчаянным призывом: «Посему братья наши, далекие и близкие, подайте, кто сколько может!. По версии газеты «Русский еврей», пожар уничтожил почти все местечко Туров. В огне погибло более 400 еврейских домов и четыре синагоги, а по другим сведениям — 280 домов, принадлежавших евреям, и 95 — христианам.

Спустя несколько месяцев, Шломо Марголин сообщал читателям «ha-Zfira», что призыв о помощи не остался без ответа. Он выражал искреннюю благодарность всем «благодетелям из близлежащих городов» за сделанные пожертвования. Шмуэль Гирш Горовиц из Столина прислал 18 рублей серебром, Зеев Юдович из Городка — 18 руб., раввин Барух Кацман собрал в пользу погорельцев из Турова 76 руб., а из Москвы известный чайный фабрикант Высоцкий — 100 руб. Собранные первые пожертвования не могли сравниться с масштабами потерь и требовали новых вложений. Туров в который раз был вынужден отстраивать заново утраченные жилища.

Пожары 1899-1900 гг.

Главный раввин Турова Арье-Лейб Цви Гольдберг летом 1900 г. снова обратился за помощью от имени своих прихожан и всех жителей местечка. В его письме, помещенном в газете «ha-Zfira», говорилось, что раны Турова после опустошительного пожара 1899 г. еще не зажили, как «снова Господь Бог поверг на город в огонь». В четверг после полуночи загорелся один из домов, и меньше, чем через час, в пламени полыхали 120 жилых домов, в результате чего свыше 200 семей лишились всего, что имели. Большая часть погорельцев смогла спасти лишь самих себя и детей. Многие дома были только что отстроены, а их владельцы собирались отметить новоселье. Несчастье усилилось, т. к. значительная часть нового жилья владельцы еще не успелизастраховать. Раввин Гольдберг благодарил жителей Давид-Г ородка и Петрикова, которые прислали хлеб и другие продукты питания на первое время. Однако он подчеркивал, что погорельцы не могли держаться на одном хлебе и вновь зависят от помощи благодетелей далеких и близких.

Пожары 1906-1908 гг.

В последующие годы пожары повторялись не один раз. Остановить их ни у кого не было сил. Отсутствие земли, плотность застройки, примитивность пожарной безопасности, использование дерева как единственного в полесской глуши доступного строительного материала делали жителей Турова заложниками огненной стихии. От пожара в равной степени страдали евреи и белорусы, дома которых близко подступали к еврейской части местечка. 29 июня 1906 г. в Турове от неосторожного обращения сгорела ветряная мельница Даниила Гольца, которому был причинен ущерб в 800 руб. Всего через две недели, 14 июля, огонь уничтожил дом Шмерки Штильмана, который в одночасье потерял имущества на 1900 руб. 20 апреля 1908 г. от поджога в Турове сгорели холодные постройки 27 хозяев, которые потерпели ущерб на 12 тыс. 215 руб..

Борьба с пожарами

Возможности в борьбе с пожарами были ограничены. Попытки предупредить их не гарантировали, что беда вскоре не повторится⁷. Основным строительным материалом продолжало оставаться дерево, а каменные (кирпичные) постройки могли позволить себе только состоятельные люди. В сельской местности применяли землебитные, глиномятные, плетневые материалы, кизяк и искусственный песчаник, которые отличались устойчивостью к огню. Однако к Турову, стоявшему среди лесов и болот, это имело мало отношения.

На распространении огня сказывались размеры и расположение построек. Строительный Устав Российской империи предусматривал для деревянных зданий наибольшую длину в 12 сажень⁸ и высоту от поверхности земли до начала крыши в 4 сажени. Каменные постройки не имели ограничений, но кирпичные перегородки должны были делить его на отсеки, чтобы пламя не могло перекинуться на все помещение. Расстояние между деревянными домами предусматривалось не меньше четырех сажен в городах и шести сажен в местечках. Гумно⁹ или овин¹⁰ обязаны были стоять не ближе 25 сажен от надворных построек. Ширина улицы равнялась не меньше десяти сажен, а бани, кузни, сушильни и подобные строения можно было устроить лишь вне усадьбы. Лестницы из огнеупорного материла нужно располагать так, чтобы жильцы (работники) верхнего этажа могли спастись, если пламя охватило нижний этаж.

Когда помещик Даниил Норейко в 1913 г. захотел открыть в Турове сукновальню, лесопильный станок (пилораму) и бочкарню (бондарное производство), он подал прошение в Строительное отделение при Минском губернаторе. Старший фабричный инспектор потребовал, чтобы котельное помещение соответствовало условиям работы паровых котлов, на установку которых необходимо было иметь особое разрешение. Все двери производственного помещения открывались в сторону общего выхода и наружу, а лестница на второй этаж была устроена из несгораемого материала.

Одновременно губернский инженер запросил Мозырское уездное полицейское управление о проектируемом «заводе» в Турове: имелись ли препятствия к установке паровых котлов, угроза населению в пожарном отношении, не будет ли причинен ущерб окружающей среде? Только после получения положительного заключения пристава 3-го стана Мозырского уезда о том, что проект Норейко в пожарном отношении для жителей Турова безопасен, необходимое разрешение было выдано.

Страхование имущества

Действенной мерой стало страхование от пожаров. В 1883 г. в Минской губернии было образовано Общество Взаимного Страхования, которое предусматривало обязательное и добровольное (дополнительное) страхование имущества. Серьезные опасения потерять в одночасье нажитую собственность заставляло вносить немалые взносы. Обязательные страховые суммы в губернии за короткое время выросли с 20 млн. до 28 млн. руб. Динамика изменений страховых вкладов в завершающем десятилетии ХІХ в. представлена в таблице 2.

Таблица 2 — Страхование недвижимости от пожаров Минской губернии, 1889-1901 гг. [6; 7, 237-239]

Данные таблицы показывают, что с 1889 по 1901 г. авторитет страхового дела быстро набирал силу в Минской губернии. Владельцы, утратившие свое имущество в результате пожаров, могли рассчитывать на компенсацию, в противном случае их ждало разорение. Пожаров становилось все больше, а возможности страхования у населения были ограничены. В 1901 г. было выплачено страховых полисов за 5154 сгоревших здания, тогда как в 1889 г. — за 5730. Владельцы предпочитали страховать более значительные постройки и производства, компенсации по которым заметно увеличились. Если в 1889 г. сумма выплаты пострадавшим от пожаров составила 174 тыс. 311 руб., то в 1901 г. — 265 тыс. 743 руб., или на 60,4% больше.

Пожарные дружины

В Мозырском уезде пожары были частыми и опустошительными. В сухое летнее время их угроза увеличивалась, всеобщая атмосфера тревоги передавалась даже детям. Борьба с огнем была возложена на пожарные дружины и команды. В России, по данным, собранным графом А.Д. Шереметьевым в 1892 г., на постоянной основе существовало 590 профессиональных команд. Их дополняли вольные отряды, сформированные на добровольных началах: 250 городских, 2026 сельских, 127 заводских. 13 военных, 12 частных и 2 железнодорожных, которые вместе объединяли около 85 тыс. чел.. Вольные пожарные команды существовали в Мозыре, Турове, Давид-Городке, Ленине, Лахве, Петрикове и Житковичах. Их жители организовали отряды добровольных помощников, которые несли ночную вахту.

Важную роль сыграл Устав организации вольных пожарных дружин, утвержденный МВД в августе 1897 г. Местечки, имевшие от 100 до 200 дворов, были обязаны выставлять несколько телег с «вольными» дежурными. Община следила, чтобы в исправности находились бочки для воды не менее чем на 20 ведер, одноколки¹¹ и дровни¹² под бочки, ушаты воды вместимостью не менее 5 ведер, железные или кожаные ведра, багры, ломы, ухваты, лестницы в три сажени и пожарный звонок (колокол) . Пожарный инвентарь хранился в общественном сарае, который содержался в доступном месте.

Вольное пожарное общество находилось «под Августейшим покровительством Его Императорского Высочества Великого Князя Николая Михайловича». В Мозырском уезде среди семи членов правления пожарного общества состоял один еврей, Мендель Хаимович Гухман, что являлось знаком общественного признания. Среди семи помощников председателя было избрано три еврея — Шмая Вульфович Ельник, Лейба Голод и Рафаил Абрамович Егудкин .

В Турове пожарная команда находилась в конце городской (Красной) площади. С колокольни велось наблюдение и оповещали об опасности. С левой стороны стояла конюшня с лошадьми, которые быстро доставляли бочки с водой к месту возгорания. Домохозяева избирали пожарного старосту, на которого было возложено наблюдение за исправным содержанием всех «огненосительных» принадлежностей. Староста проверял состояние крыш, дворов, печей, труб и дымоходов и опирался на помощников — по одному на каждые десять дворов. При пожаре все взрослые жители были обязаны немедленно прибыть на тушение со своим инструментом, безвозмездно выделять гужевой транспорт и подчиняться командам пожарного старосты.

Выводы

Противостояние огненной стихии отражало уровень самосознания общины, отдельно взятого её члена и местной администрации. Пожар не принимал национальных, религиозных и имущественных отличий, уравнивал всех, независимо от хозяйственных, общественных противоречий, разногласий, личных симпатий или антипатий.

Туров горел неоднократно, а раз в десять лет он терял почти полностью жилой фонд и надворные постройки. Строительным материалом было почти исключительно дерево — в болотистой и лесистой местности камня не хватало, а кирпич оставался дорогим. Недостаток свободной площади не позволял ставить дома на безопасном расстоянии, поэтому если от огня занимался один дом, то при ветреной погоде скоро полыхала вся улица. Уязвимость от огня повлияла на характер строительства. Строя жилище, хозяин не имел представления, как долго оно простоит. За редким исключением дома в Турове не имели излишеств или архитектурных особенностей, отвечая только функциональным требованиям.

Большую опасность таили лесные пожары, хотя торфяные болота и высокий камыш были отодвинуты от местечка рукавами рек Припяти и Ствиги. Однако при возгорании войти в лес становилось опасно, и общение с внешним миром осуществлялось по воде. Страхование от пожара получило в Турове распространение только среди состоятельной части населения, большинство оставалось неимущим и не успевало сделать какие-то накопления. Родители вместо недвижимости передавали детям свое ремесло (специальность, навыки определенной профессии) и круг потенциальных заказчиков, у кого они были.

Трагедия пожара состояла в том, что его нельзя было избежать. Основные усилия направлялись на то, чтобы снизить масштабы потерь и скорее восстановить утраченное. Евреи в Турове были внутренне готовы встретить опасность лицом к лицу. В местечке существовала вольная пожарная дружина, которая действовала быстро и слаженно. Её членами становились наиболее авторитетные люди, а при тушении огня команды пожарного старосты не обсуждались.

Пережить несчастье помогала традиция благотворительности, но большинство погорельцев уповали только на помощь родных, соседей, знакомых и земляков. Поддержка выражалась деньгами, продуктами питания, одеждой, строительными материалами или предоставлением временного жилья. Религия учила относиться к потерям от огня как к бренности земного бытия по принципу «Бог дал — Бог взял». Однако если вставал вопрос о выживании, то помощь поступала именно через синагогу. Наиболее почетными считались пожертвования, сделанные на условии анонимности, когда дававший не знал имени принимавшего и наоборот.

Несмотря на тяжелые последствия пожаров, когда огонь уничтожал сотни домов и сводил на нет усилия целого поколения его жителей, местечко всегда восставало из пепла. Ни разу община не поднимала вопрос о переходе в другое более безопасное место. Корни, которые евреи успели пустить в Турове, обладали такой жизненной силой, что позволяли возродиться после самой разрушительной стихии.

¹ Туров — город Житковичского района Гомельской области, расположен на правом берегу реки Припять, связан автодорогами с городами Лельчицы, Житковичи и Давид-Городок. Еврейская община возникла в XVI ст. и относилась к Пинскому повету Брестского воеводства Речи Посполитой. В 1765 г. в Турове проживало 316 евреев, а к 1847 г. — уже 1447 евреев. Он считался местечком Мозырского уезда Минской губернии и входил в «черту еврейской оседлости». Основным источником доходов жителей были торговля и ремесло. В 1897 г. евреи насчитывали в Турове уже 2252 чел., или 52,3% всех его жителей. В 1911 г. газета Минская старина писала, что «народ в Турове религиозный, нравственный, краж бывает очень мало — сараи и скот не принято запирать на замки, число незаконнорожденных ничтожно по сравнению с другими местностями».

² В целом по России, с 1860 по 1869 гг., не считая прибалтийских, привисленских губерний и областей Войска Донского, происходило в год 14,5 тыс. пожаров, в 1870-1879 гг. — 30 тыс., в 1880-1889 гг. — 45 тыс.

³ В природе ещё задолго до человека существовало своеобразное равновесие. Есть точка зрения о том, что пожары были санитарами леса; на месте выгоревшего старого появлялся новый лес.

⁴ Торф — горючее полезное ископаемое из остатков растений, подвергшихся неполному разложению в условиях болот, содержит 50-60% углерода, используется как топливо, удобрение, теплоизоляционный материал и др.

⁵ Торф склонен к самовозгоранию при температуре +500по Цельсию.

⁶ Такое указание было отдано коменданту военного гарнизона Бобруйской крепости, который направил в Мозырь в распоряжение исправника полусотню казаков 50-го Донского полка.

⁷ Устав Пожарной службы Российской империи делил противопожарные меры на предупредительные, оборонительные и спасательные — Л. С.

⁸ Сажень — старая русская мера длины = 2,14 м.

⁹ Гумно — помещение, сарай для сжатого хлеба.

¹⁰ Овин — строение для сушки снопов перед молотьбой.

¹¹ Одноколка — легкий двухколесный экипаж.

¹² Дровни — сани с плоским настилом для перевоза грузов.